Однажды молодая гувернантка пожаловалась Норову, что теща не дает ей проводить с Ванькой полноценные уроки английского; обрывает прямо на полуслове и выговаривает за то, что гувернантка слишком утомляет мальчика. Причем делает это в присутствии Ваньки. Норов поручил Верочке объясниться с матерью и запретить ей подобного рода вмешательство. Верочка обиженно порозовела, но обещала все выполнить.
Через неделю гувернантка куда-то исчезла, и ее место заняла другая, старше, без знания английского, с дипломом политехнического института. Удивленный такой неожиданной перестановкой, Норов спросил, куда делась прежняя, очень ему нравившаяся своей серьезностью и основательностью. Верочка объяснила, что та уволилась по семейным обстоятельствам. Норов поверил и огорчился.
— Жаль. Хорошая девушка, добросовестная. И Ванька к ней сильно привязался.
— Он и к новой привыкнет, — заверила Верочка. — Он ведь быстро с людьми сходится. Зато эта — верующая, она из комитета православных женщин, ее владыка знает. Будет Ивана наставлять.
— А как же английский?
— Не волнуйся, я найду ему хорошую учительницу.
Норов вскоре забыл об этом эпизоде.
***
Как только с Норова сняли обвинения, они с Верочкой возобновили свои вояжи за границу. Их поездки теща всегда одобряла, заказывала за них молебны и ставила свечки.
— Путешествуйте, пока есть возможность! — говорила она Верочке с подозрительным энтузиазмом. — Чего же дома сидеть! Красивые места посмотрите, по музеям походите, по театрам…
Но Норов, понимая, что театры и музеи ее не интересуют, догадывался, что ей просто нравится командовать обслугой в их отсутствие.
Ваньке из-за его аллергии врачи запрещали шоколад, и Норов строго следил за тем, чтобы никто не вздумал угощать им мальчика. Благодаря этому, Ванька вкуса конфет не знал и рос к ним равнодушным, что приводило в восторг всех, кто его встречал. Однажды, вернувшись из-за границы, Норов увидел, как Ванька с жадностью хватает шоколадные конфеты, которых раньше вообще не замечал; разворачивает и тут же их ест. Норов немедленно провел следствие и выяснил, что в их отсутствие теща угостила Ваньку шоколадом и потом кормила конфетами всю неделю.
Пораженный и взбешенный Норов накричал на Верочку и потребовал, чтобы тещиной ноги больше в его доме не было. И тут Верочка, такая послушная и молчаливая, вдруг взорвалась.
— Не надо трогать мою маму! — крикнула она, заливаясь краской.
Норов опешил, — она впервые подняла на него голос. Она и сама испугалась, но не отступила.
— Она много делает для нашего сына!
— Я не желаю ее здесь видеть! — повторил Норов жестко.
— Тогда,… — начала было Верочка, задохнулась и осеклась.
— Что — тогда? — проговорил он тихо, с угрозой.
Верочка взглянула на него в бессильной обиде, крупные слезы закипели на ее длинных ресницах, она закусила губы, чтобы не разрыдаться.
Теща перестала у них бывать, но несколько недель спустя, видя, что Ванька скучает по бабушке, Норов смягчился. Он позволил ей приезжать дважды в неделю, настрого предупредив Верочку, что если ее мать вновь нарушит хоть одно из его правил, больше она Ваньку никогда не увидит.
Теща старалась не попадаться ему на глаза. Норову случалось возвращаться домой в неурочное время, и теща в панике пряталась где-нибудь в подвале и потом тихонько, тайком от него, ускользала через черный вход.
Откровенно говоря, возвращение тещи в семейный дом объяснялось не только гуманностью Норова. Необходимость в ее присутствии все же существовала. Уезжая, Верочка не решалась оставить Ваньку на попечении посторонних людей — няни и гувернантки, а мать Норова все еще работала и, несмотря на возраст, уходить на пенсию не собиралась.
***
Телефон Анны не отвечал. Насчитав восемь гудков, Норов нажал кнопку отбоя. Скорее всего, она спала и будить ее не стоило. Он позвонил Мари.
— Простите, за беспокойство,… — начал он.
— Ничего, все в порядке, — заверила она. — Я как раз собираюсь на работу. У меня есть минутка.
— Я не могу дозвониться до Анны… Хотел спросить… Вы случайно не знаете, как у нее дела?
— Да, я немного в курсе… Мой друг тоже работает в нашем госпитале, он уже вышел в смену.
— Что он говорит? — нетерпеливо спросил Норов.
На мгновенье она замялась.
— Видите ли, э-э, ей стало немного хуже…
— Хуже?!
— Вы только не волнуйтесь. У нас очень хорошие врачи, они пытаются стабилизировать ее состояние. Проблема в том, что ее организм в настоящее время ослаблен, видимо, после лечения от рака… но он борется. В общем, доктора не теряют оптимизма.
Норов почувствовал, как холодеют руки.
— Скажите прямо: ее положение опасно?
— Прогнозы делать трудно, — уклончиво ответила Мари. — Тем более, я не врач, а только медсестра…
— А что думает ваш друг?
— Он верит, что она выберется. Он вообще такой… знаете, очень светлый человек…Верит во все хорошее. Сказал, что мы должны быть к ней особенно внимательны, ведь она — иностранка, ей труднее, чем другим…
— Какой славный парень! Передайте ему, что я — его должник. Он — доктор?
— Нет, пока еще только ординатор, но он — очень талантливый. Честное слово, месье, врачи делают, все, что в их силах.
— Ей понадобится вентиляция легких?
— Скорее всего, да…
— Ей обеспечат подключение к аппарату? Ведь у вас лишь один аппарат?…
— Что касается очередности, то, я уже говорила вам, это решает врач. К сожалению, у моего друга нет на это полномочий… Но могу вас уверить, что без помощи она не останется.
Слушая ее, Норов невольно ускорял шаг по пустой дороге. На лбу выступила испарина, но, скорее, от волнения, чем от быстрой ходьбы.
— У меня появился шанс найти еще один аппарат искусственной вентиляции… Если мне удастся привезти его в ваш госпиталь… я могу быть уверен, что Анну подключат в первую очередь?…
— Об этом вам лучше поговорить с главным врачом или с кем-то из администрации. Это не моя компетенция.
— Скажите свое мнение.
Мари заколебалась.
— Не знаю, — призналась она. — Конечно, администрация будет вам очень благодарна, вы же знаете, насколько тяжелая ситуация с этими аппаратами… Но… есть и другие пациенты… Наверное, у нее будет первоочередное право, но вряд ли аппарат закрепят исключительно за ней. Это было бы несправедливо по отношению к другим… Вы же понимаете…
Он негромко выругался по-русски.
— Простите?
— Я говорю, да, понятно… — Он вдруг решился. — Мари, я мог бы ее повидать? Хотя бы на минуту?
— К сожалению, это невозможно. Все контакты с больными запрещены. Это очень опасно. На входе дежурит охрана, двери запираются.
— А