Она сразу испугалась.
— Это исключено! Я потеряю работу!
— Об этом никто не узнает…
— Обязательно узнают! Невозможно устроить это незаметно! Она находится в палате с другими пациентами! Нет! Извините!
Норов понял, что она сейчас бросит трубку.
— Мари, я понимаю ваши опасения, я ни о чем больше не прошу вас. Но, может быть, кто-то из ваших коллег решится мне помочь? Мне это очень важно! Я бы заплатил любую сумму…
— Нет, нет! — прервала она. — Я даже не стану это с кем-то обсуждать! Это не просто нарушение, а уголовное преступление!
Теперь она почти кричала.
— Простите, — отступил он. — Я не хотел…
Ему было нужно во что бы то ни стало сохранить с ней связь, она была единственной ниточкой, соединявшей его с Анной.
— Мне пора собираться! — поспешно перебила она. — Извините.
***
Пашенька перешел в восьмой класс, ему исполнилось 15 лет. Это был высокий, худой, красивый мальчик с русыми волосами, светлыми глазами, нервный и болезненно самолюбивый. Он посещал дорогой спортивный клуб, занимался там с персональным инструктором по фитнесу и по плаванию.
Благодаря регулярным занятиям с репетиторами, учился Пашенька неплохо, но без увлечения. Любимых предметов у него не было, и книг вне школьной программы он не читал. Серьезных достижений в спорте за ним тоже не числилось, хотя данные для плавания у него, по мнению, тренера имелись. Основная часть денег, даваемых на него Норовым, уходила на дорогие вещи: модную одежду, айфон, айпэд и прочие атрибуты жизни мажора. Дедушка и бабушка покупали их по требованию Пашеньки.
Все его приятели были отпрысками высокопоставленных чиновников или богатых коммерсантов, — таких в английской школе всегда хватало. Пашенька порой принимался рассказывать Норову о том, на каких машинах ездят их отцы, сколько человек у них в охране, какие у них дома и что они дарят своим детям, — видимо, это являлось главной темой их бесед между собой. Норов догадывался, что Пашенька тоже хвалится его должностью, его машинами и охраной, от этого ему становилось неприятно и немного стыдно.
Пашенька встречался с девочкой из класса, но, судя по тому, как снисходительно он о ней отзывался, любви между ними не было, во всяком случае, с его стороны.
Норов понимал, что родителям Ланы трудно растить такого сложного мальчика как Пашенька. В глубине души он был благодарен им за то, что они избавляют его от необходимости заниматься этим самому, не жалуются ему, а главное — за то, что они без памяти любят Пашеньку. Сам он так и не сумел полюбить сына, хотя и старался. Что-то в характере Пашеньки мешало ему это сделать. Эта отчужденность подогревала в нем чувство вины перед Пашенькой, которое он пытался заглушить деньгами. Он много давал и на него — бабушке и дедушке, и ему самому — при встречах.
Лана изредка появлялась в Саратове. Она по-прежнему жила в Новосибирске с мужем, организовала там с друзьями какой-то любительский театр, где ставила спектакли. Во время работы Норова в мэрии они дважды встречались по ее просьбе, обедали в ресторане. Лана уверяла, что им необходимо обсудить будущее Пашеньки, но о будущем Пашеньки говорилось мало, все больше о самой Лане. Чувствовалось, что и муж, и семейная жизнь, и Новосибирск ей ужасно надоели. Оба раза она приходила на встречи в коротких юбках, которые были ей тесноваты и высоко задирались, когда она садилась.
Она жаловалась на тамошние холода и на то, что дети мужа — толстые, вот такие, — Лана комично расставляла руки на полметра от бедер, надувала щеки и показывала, как они ходят вперевалку. Но по характеру они вообще-то добрые, — у Ланы с ними отличные отношения. И Никиту, ее сына, они очень любят. И с мужем, кстати, Никита ладит. Но едят эти дети — ужас сколько! Кошмар! Настоящие слоны! Она не успевает готовить. Им надо не кастрюлями варить, а ведрами! Нет, серьезно, что ты смеешься?! Домработница у них есть, но готовит ужасно, бе! — Лана подносила два пальца ко рту, как пятнадцать лет назад, он помнил этот жест. Зато квартиру убирает хорошо, и очень порядочная, — жалко увольнять. Сейчас, правда, стало полегче: старший сын закончил институт, нашел себе девушку, между прочим, худенькую, представляешь? И снял квартиру. А дочь еще учится в университете и живет с ними. Никита тоже учится в университете на юридическом. Он чуть не женился в прошлом году, но Лана ему запретила.
Ой, а знаешь что Лана ставила в своем театре? «Принцессу Турандот»! Прикольно, да? Прямо в масках! Народ в зале был в отпаде! Ей столько цветов надарили! Никита там играл принца Калафа. Между прочим, замечательно играл, у него настоящий талант! Ему аплодировали, на сцену несколько раз вызывали. Дети мужа тоже были заняты в эпизодах, ну, театр же любительский, актеры — непрофессиональные, но это даже лучше! Все стараются, и атмосфера такая, творческая. Тебе бы очень понравилось. Один мальчик, студент, даже в нее влюбился! Так трогательно, он такой юный, ровесник Никиты!
А знаешь, что она еще хочет поставить? «Синюю птицу» Метерлинка! Представляешь, да?! Она бы заказала такие декорации, черно-белые, у нее есть знакомые художники, семейная пара, оба очень талантливые, они обещали все сделать… Ой, а еще у нее есть идея одной выставки, такой необычной: музыка, свет и живые сцены… она уже обсуждала это со своими друзьями-художниками, они загорелись, теперь надо только деньги найти…
Лана была все так же сумбурна и наивно-эгоистична; рассказывая, она легко перескакивала со своих творческих планов на бытовые проблемы. Ее детский голосок звучал по-прежнему мило; ее кокетство было все таким же непосредственным. Но для любовного приключения она была уже старовата. Конечно, она следила за собой; наверняка делала подтяжки лица, но богемный образ жизни давал себя знать, — выглядела она не свежо, к тому же заметно отяжелела. Надутые губы «уточкой» придавали ей родовое сходство со всеми прочими любительницами этого украшения. Должно быть, влюбившийся в нее юноша обладал весьма специфическим вкусом, если он, конечно, вообще существовал.
Она сетовала на то, что не может воплотить все свои творческие замыслы, потому что прежде главным спонсором был муж, а теперь дела у него идут неважно, ей неудобно у него просить. И потом, знаешь, с годами он стал прижимист, на всем пытается экономить, так скучно! Скажи, это со всеми мужчинами так происходит, да?
Ее мужу должно быть, уже перевалило за пятьдесят. Норов допускал, что после стольких лет супружеской жизни его страсть к немолодой растолстевшей жене