Он и сам, глядя на нее, — постаревшую, оплывшую, у которой было двое своих детей и двое приемных, и которая при этом кокетничала, как девочка, — испытывал неловкость. После каждой встречи он отправлял ей деньги, и она благодарила его записками по телефону. Но в третий раз он от свидания отказался, сославшись на занятость.
***
В доме Норова Пашенька бывал часто. Верочка держалась с ним приветливо, их отношения были дружескими, и если Норов задерживался на работе, они легко общались вдвоем. В основном болтал Пашенька, рассказывая о своих делах, а Верочка слушала, — она умела внимательно слушать, это была одна из ее обаятельных черт. Пашенька называл ее по имени и на «ты» и держался с ней слегка покровительственно.
К Ваньке Пашенька относился с удивительной любовью и бережностью, в целом ему совсем не свойственной. Он мог возиться с ним часами, не уставая. Они рисовали, что-то мастерили или принимались носиться друг за другом по комнатам, приводя в ужас степенную няню. Они устраивали гонки на Ванькиных машинках с обязательными авариями; брызгали друг в друга водой из бутылок с насадками, проказничали и хохотали. В эти минуты Пашенька преображался; исчезали заносчивость и напыщенность, он становился задорным смешливым мальчишкой. От совместных игр он, казалось, получал такое же удовольствие, как и маленький Ванька.
За эту искренность Норов прощал Пашеньке и тщеславие, и вздорность, и отсутствие трудолюбия, и многое другое. Если человек способен любить, Кит, значит, в нем есть и глубина, и готовность к самопожертвованию. Просто эти качества скрыты в его повседневной жизни. В конце концов, он еще мальчик. Разве ты сам не был в его возрасте эгоистом? Почему «в его возрасте»? Я и сейчас, к сожалению, очень эгоистичен. Тогда зачем спрашивать, в кого Пашенька! Я, собственно, и не спрашиваю. Mea culpa.
Иногда братья проводили вдвоем весь вечер. Ванька, будучи сильно привязан к Пашеньке, бурно радовался его визитам, и с нетерпением ждал, когда тот приедет. Он называл Пашеньку «братик» и очень им гордился.
***
В речах и повадках Пашеньки чувствовалось сознание своего превосходства над другими людьми. Об окружающих он высказывался пренебрежительно, называя их обобщенно «они».
— Почему они такие тупые? — начинал он обычно с риторического вопроса. — Ты бы слышал, пап, о чем они между собой разговаривают! Я вчера был в гостях у товарища, не стал вызывать такси, возвращался на маршрутке. Пока ехал, такого наслушался!.. Мат-перемат! И все об одном и том же: еда да болезни! У них других тем нет!
— Что ты хочешь, в маршрутках обычно ездят малообразованные люди: работяги, пенсионеры. Ты ведь тоже не всегда о философии рассуждаешь.
— Я о философии не говорю, потому что ты все равно ничего не поймешь, — дерзко парировал Пашенька. — Зачем я буду смущать тебя интеллектом, правда, Вер?
Верочка вскидывала на Норова испуганный взгляд, но он только усмехался:
— Спасибо за деликатность.
— Почему они никогда не моются? — вопрошал в следующий раз Пашенька. — Воняют — ужас! В «Макдональдсе» в очередь встанешь — задохнуться можно! Девушки в спортивный зал в чем приходят, в том и уходят, даже душ не принимают! Неужели сами не чувствуют? Кто только с ними встречается? Вера, а за границей тоже так?
Пашенька вел себя так, будто его чего-то лишили, что-то недодали. Он знал, что у матери и у отца были другие семьи и другие дети, которых они любили больше, чем Пашеньку. Это причиняло ему боль, которую невозможно было компенсировать деньгами. Мальчишке не хватало родительской любви.
В ту пору Россия переживала запоздалый бум на азартные игры. Казино возникали в большом количестве, их организовывали даже в первых этажах жилых домов. Что же касается игровых автоматов, то их и вовсе устанавливали запросто, как торговые павильончики, в алюминиевых ангарах, везде, где только можно. Большая часть из них была нелегальной, менты крыли этот бизнес. Пашенька не считал нужным скрывать от отца, что он поигрывает, он вообще порой будто кичился своими дурными привычками. Норов предостерегал его от вредного увлечения, но Пашенька отмахивался, уверяя, что все его приятели играют, что особенного? Для него это — всего лишь забава, он меру знает.
***
Как-то мать Ланы позвонила Норову вся в слезах. Она умоляла его срочно приехать и бессвязно твердила, что больше так не может. Ничего подобного не случалось уже восемь лет, с тех пор, как она вызывала его из-за того, что Пашенька не пошел в школу. Обоих стариков Норов застал в смятении.
Выяснилось, что пристрастие Пашеньки к игре было отнюдь не столь безобидным, как он старался представить отцу. Играл он каждый вечер и проигрывал крупные суммы. Бабушка и дедушка уговаривали его прекратить, но он давно уже их не слушался.
Деньги он у них не просил, а требовал, а если они ему отказывали, устраивал скандалы, грозил уйти из дома. Он кричал, что это деньги не их, а его отца, — все равно что его собственные. Они пытались прятать их от него, но он находил и брал сам, без спроса.
Накануне он играл допоздна, проиграл все, что у него было, и еще занял довольно много у приятеля. Ночью, явившись домой, он потребовал, чтобы старики немедленно выдали ему сумму, необходимую для возврата долга. Таких денег у них не было, и с Пашенькой случилась истерика. Он орал на них, топал ногами, бил посуду, ругался.
— Мы не справляемся, Павел Александрович! — всхлипывала бабушка. — Он хороший мальчик, талантливый, но без родителей он гибнет на глазах! Его нужно срочно спасать, пока еще не поздно! Мы — плохие воспитатели, слишком слабые для него. Ему необходима твердая рука. Либо Лана должна забрать его к себе, либо вы!
Норов слушал их молча, с тяжелым чувством. Он давно ожидал чего-то подобного.
***
Для серьезного разговора Норов привез Пашеньку в ресторан, где они часто обедали вдвоем. Официанты их тут знали и к Пашеньке относились с фамильярной уважительностью, как к сыну важного человека. Пашеньке это, похоже, льстило. Норов подождал, пока сын насытится, потом спросил прямо, без обиняков:
— Ты, оказывается, играешь по-крупному?
В светлых глазах Пашеньки на мгновенье мелькнул испуг, тут же сменившийся досадой.
— Это бабушка с дедушкой что ли наябедничали? Делать им нечего!
— Гадко, что ты обижаешь стариков, беспомощных и любящих тебя.
— Никто их не обижает! Просто они лезут не в свое дело!
— Все,