Старший строго посмотрел на него, и тот смутился.
— Удачи, — сурово повторил старший.
— Спасибо, — ответил Норов. И еще раз: — Спасибо.
Старший без улыбки козырнул двумя пальцами, и они уехали. Норов выдохнул, повернулся и, не теряя времени, во весь дух припустил по улице вдоль госпиталя.
***
После пережитого потрясения уже ничто не могло удержать Верочку в Саратове. Она рвалась прочь, твердила, что в Саратове небезопасно, что она не может здесь оставаться, что постоянно помнит о случившемся, и ее мучат кошмары, что она боится за свою жизнь и за жизнь ребенка. Норов понимал, что Саратов был ничуть не опаснее любого другого города России, а по уголовной статистике, так даже гораздо спокойнее; что если бы Верочка не отказалась от охранника и не отправила домой водителя, то ничего бы не случилось, и что достаточно дать ей дюжего телохранителя, чтоб исключить возможность повторного нападения. Но он понимал и другое: дело было совсем не в безопасности и кошмарах. Она не желала жить в Саратове, а он уже не мог жить с ней.
Он еще пытался отговаривать ее, но больше по инерции. В ответ на его резоны она сразу принималась плакать. Теперь она плакала часто и вообще держала с ним какой-то обиженный тон, будто он ее обманул. Он и сам чувствовал себя виноватым, — и потому что не оправдал ее надежд, и потому что разлюбил ее, чего она, кажется, все еще не понимала.
И он сдался. Когда он сказал ей, что не возражает против покупки квартиры в Москве, ее радости не было предела. В порыве чувств она даже снова назвала его «любимейший», как когда-то. Оказывается, она давно уже присмотрела подходящий вариант в новом модном жилом комплексе, который строила жена тогдашнего мэра Москвы на юго-западе, возле Воробьевых гор. Дом был уже закончен и готов к сдаче, квартиру она выбрала большую и удобную.
— Представляешь, всего за 800 тысяч долларов! — ликовала она. — Это — совсем недорого!
— Повезло! — криво усмехнулся он.
Для Норова в его нынешнем положении 800 тысяч долларов были огромные деньги. Но объяснять это Верочке, упорно считавшей его сказочно богатым, было бесполезно. Норов продал «Стройграду» за бесценок то что оставалось от завода стеклопакетов, — оборудование и помещения; выгреб все что у него было и отдал Верочке вместе с деньгами, полученными за радиостанции. Понимая, что покупка квартиры — лишь начало больших трат, он выставил на продажу наиболее ценные объекты своей недвижимости.
***
Первым делом Верочка с матерью отправились в Лавру и Саров на богомолье. Обе вернулись радостные, просветленные и, по выражению тещи, «преисполненные нового духа». Они с энтузиазмом взялись за сборы. Чтобы побыстрее закончить ремонт в новом жилье, Верочка решила переехать немедленно и сняла в Москве большую квартиру, в том же районе. Квартира стоила 6 тысяч долларов в месяц — новый дух требовал новых расходов.
Видеть радость уезжавшей Верочки Норову все-таки было неприятно, ведь, по правде говоря, она ехала не из Саратова, а от него. Фактически ее отъезд равнялся разводу, и неважно, что формально они все еще оставались мужем и женой. Ее торопливость свидетельствовала о том, что душевная связь между ними уже утеряна, и Верочка даже не может соблюсти напоследок приличия.
В дни ее сборов он старался как можно меньше бывать дома; уезжал рано и приезжал поздно, иногда не приезжал вовсе, пользуясь тем, что скандалов она ему больше не устраивала, — ей теперь было не до этого.
Но, если жена сделалась ему неприятна, то о предстоящей разлуке с сыном он думал с тоской. Ваньку он любил сильно и глубоко, хотя никогда никому не говорил об этом, даже Верочке. Разговоры о детях с посторонними он вообще считал неприличным, — об истинных чувствах не рассказывают, их носят в себе, ими живут.
Он бы дорого дал, чтобы оставить Ваньку, но мальчик был необыкновенно привязан к матери, он не представлял себе жизни без нее. Каждый раз при виде нее его лицо, как и в раннем детстве, вспыхивало счастьем. Оторвать его от матери означало заставить страдать. Разве можно поступить так с маленьким Ванькой, Кит? Нет, нет, боль оставляй себе.
Ваньке уже исполнилось 5 лет. Доверчивый, простодушный, веселый, красивый и улыбчивый, как когда-то Верочка, он внушал симпатию всем, кто с ним встречался. Унаследовав отцовскую щедрость, он готов был раздавать окружающим все, вплоть до самых любимых игрушек, за что часто получал нагоняи от матери. Даже суровая охрана Норова с удовольствием возилась с ним в свободное время: парни учили его водить машину — сажали на колени и давали рулить — или показывали приемы защиты и нападения.
— Как же теперь охраны без меня будут? — грустно вздыхал Ванька. Ванька называл охрану во множественном числе — «охраны». — Мы же — друзья!
— Новых друзей в Москве заведешь, — утешала Верочка. — Ты же общительный!
— Нет, мам, не заведу, — серьезно возражал Ванька. — Общение — это одно, а дружба — другое. Да ведь, пап?
К отцу он обращался не столько, как к родному человеку, а как к главному авторитету, чье мнение никогда не оспаривается.
Норов не ревновал Ваньку, ни к Верочке, ни к бабушке, ни к охране. В его любви к сыну вообще отсутствовала та собственническая требовательность, которая часто окрашивает отцовские чувства. Он любил Ваньку таким, каким тот был, вместе с его слабостями, которые знал и видел, в отличие от Верочки.
Ванька был непоседлив и любопытен, однако без подлинного интереса к чему-то определенному. Норов помнил свою рано проснувшуюся жадность к знаниям, к книгам и к иностранным языкам; свою любовь к спорту, азартную жажду побед и первенства. Все это Ваньке было чуждо.
Едва урок английского заканчивался, как Ванька тут же о нем забывал. К спорту он относился как к обязанности и занимался им лишь потому, что так велел отец. Настоящих талантов у Ваньки не было, если не считать таланта нравиться.
Не будь слишком строгим, Кит, он еще ребенок. Да, но только почему он все больше напоминает мне Пашеньку? Перестань, Кит, они такие разные! Ванька — сама веселость и доброта, а душу Пашеньки отравляет гной обид на человечество. Но я вижу ту же полость внутри, и это меня пугает. Ванька может с годами оказаться таким же пустоцветом, как и Пашенька, и это обернется бедой для него… Что поделать, Кит, все имеет свою цену, и очаровательная Ванькина поверхностность, и твоя способность увлекаться не теми женщинами. Помнишь расхожую присказку бандитов в девяностых?