— Мне за другое обидно. Я же, как и ты, сразу все увидел тогда, в ресторане. Почему же не остановился?
— Ты никогда не умел останавливаться, — сочувственно отозвалась Катя. — А потом, что значит «остановиться»? Бросить Верочку? Нет, ты бы так не смог поступить!
***
После отъезда Ваньки и Верочки дом опустел. Норов, не в состоянии себя занять, тоскуя, бродил по нему, как неприкаянный. Потерянный Буба бегал за ним, не отходя ни на шаг.
Собирая Ваньку, Верочка оставила его комнату в полном беспорядке. Одежда валялась вперемежку с Ванькиными игрушками и игрушками Бубы. Домработница хотела было навести порядок, но Норов попросил ее несколько дней ничего не трогать. Вид этих разбросанных детских вещей, таких знакомых и милых, был мучителен для него, но он опасался, что прибранная комната станет бездушной и мертвой, и ему будет только хуже.
Когда Ванька впервые попросил купить ему собаку, Верочка была против, опасаясь за мебель и полы. Норов был на стороне Ваньки. В детстве они с Катей мечтали о собаке, но мать не разрешала им ее завести. Ванька обещал, что будет ухаживать за питомцем, плакал, и Верочка уступила.
Норов предложил крупную породу, например, овчарку или ризеншнауцера, но Верочка больших собак боялась. Ей хотелось, чтобы пес был умный и ласковый, так, чтобы Ванька мог с ним играть.
По поручению Норова, Анна проштудировала всю литературу по кинологии и предложила пуделя, который в рейтинге специалистов числился в пятерке самых умных пород. Анна списалась с именитым заводчиком, чьи королевские пудели занимали первые места на международных конкурсах. Заводчик, парень лет пятидесяти, был совершенно помешан на этой породе; он жил в соседней области за городом, в доме с большим огороженным участком, так что его любимцы могли резвиться вволю. Собак у него было лишь три, две суки и кобель, все — чемпионы, и за их щенками он ухаживал как за грудными детьми, сам ездил на рынок за говядиной, отваривал им яйца, тер морковь, смешивал каши и творог.
Верочка побывала у него, посмотрела его питомцев и одобрила выбор. Но сначала пришлось ждать, пока знаменитая сука ощенится, потом, пока щенки немного подрастут. Выбирать поехали все втроем. Щенков было несколько: под присмотром матери они играли, не обращая внимания на гостей.
— Классные, правда? — не утерпел заводчик, сам любуясь.
И вдруг один из гнедых кутят выбрался из кучи, сделал два шага к Ваньке на коротких, еще не вытянувшихся ногах; остановился, приоткрыв рот и высунув язык, и с любопытством уставился на него смышлеными черными глазами.
— Гляди, он тебя узнал! — сказал Ванька заводчик.
— Можно я его поглажу? — спросил Ванька.
— Попробуй, — разрешил заводчик.
Ванька осторожно, опасаясь спугнуть щенка, подобрался к нему и неловко погладил по голове в короткой еще курчавой шерсти. Щенок понюхал его руку и весело и нежно гавкнул.
— Я хочу его! — воскликнул Ванька, замирая от счастья.
Щенку требовалось дать имя на букву «Б», Норов предложил Бурбон, Верочке понравилось, заводчик вписал это имя в паспорт. Но Норов с Ванькой вскоре начали звать щенка попроще — Бубой, и тот отзывался.
***
Беспокойства от Бубы было много, особенно поначалу: он портил мебель, грыз обивку и провода, ночью начинал скрестись к Ваньке в запертую дверь, и если Ванька не сразу просыпался и не впускал его, он принимался скулить и будил весь дом. Верочку пес раздражал, она не раз вслух жалела, что согласилась его взять. Но Анна нашла кинолога, который начал ездить к Бубе: стриг ему когти, снимал налет с зубов, а главное — учил себя вести. И сообразительный Буба вскоре стал потише.
В Норове Бубе признавал начальника, к Верочке, чувствуя в ней скрытое недоброжелательство, относился с вежливой отчужденностью, однако, главным человеком для него был Ванька. С Ванькой он практически не расставался и был с ним невероятно терпелив: он без устали таскал ему брошенные мячики и палки, к восторгу Ваньки, подпрыгивал на задние лапы по его команде «ап» — трюк, которому его научил кинолог; сносил неуклюжие Ванькины попытки напялить на него свою одежду и даже выслушивал нотации, которые читала Ваньке Верочка и которые тот тут же повторял Бубе, усадив его перед собой.
Ванька обожал Бубу. Они появлялись вместе утром на кухне, играли в доме и во дворе, порой Ванька тайком от родителей даже брал Бубу на тренировки, и тот носился за ним по корту, не давая заниматься. Тренер жаловался Верочке, та отчитывала Ваньку.
— Тебе собака важнее всего остального! — выговаривала она.
— Он мне друг, — серьезно отвечал Ванька. — У меня два братика: Пашенька и Буба. Только Пашенька — старший, а Буба — младший.
— Нельзя так говорить о собаке! — возмущалась Верочка. — Собака — не братик! У собаки нет души!
— А у Бубы — есть! — возражал Ванька.
И вдруг за две недели до отъезда Верочка объявила, что Бубу в Москву не берут, оставляют в Саратове. По ее словам, хозяин квартиры, которую они сняли, не желал пускать в дом собаку. Неприятно удивленный Норов предложил Верочке найти другую квартиру, — благо в Москве с этим проблем не было, но Верочка принялась доказывать, что другая квартира будет хуже, что за эту уже отдали аванс, и что у Ваньки вообще аллергия на животных.
— Ты забыл, как в июле ему вызывали скорую помощь? — патетически восклицала Верочка. — Ребенок чуть не задохнулся!
— Постой, а причем тут Буба? — возмутился Норов. — Приступ у Ваньки случился потому, что твоя мать тайком накормила его чипсами, не посмотрев, что в их составе была рыба!
— Ничего подобного! Мама отлично знает, что рыба ему категорически запрещена! Чипсы Ивану подсунул либо Коля, либо кто-то из охраны. И вообще дело не в чипсах, а в собачьей шерсти! Я же консультировалась с доктором!
— Хватит, — с досадой прервал жену Норов. — Решать будет Ванька. Если собака тебе не нравится, можешь ехать в Москву со своей мамашей, а мы с Ванькой и Бубой останемся здесь.
Он был уверен, что Ванька ни за что не расстанется с Бубой. Бросить Бубу было бы предательством, — разве Ванька на такое способен?!
Но Верочка провела с сыном череду воспитательных бесед, напугала его обострениями болезни; дополнительно мальчишку обработала бабушка, и Ванька, хотя и поплакал, но согласился ехать без Бубы.
— Ну, что ж поделаешь, пап? — грустно говорил он Норову. — Мама права, речь идет о моем здоровье! Маму надо слушаться.
Норов был поражен. Про себя он твердо знал, что если бы в Ванькином возрасте собака у него была, то он