Она поставила перед ним тарелку с рыбой и разрезанный лимон. Он взялся за вилку и нож.
–А ты?
–Что-то не хочу, может быть, позже. У нас закончились продукты, надо бы что-то купить.
–Могу съездить в супермаркет.
–Можно я с тобой?
–Ну конечно, буду только рад. Выберешь то, что нужно, а то вдруг не угожу… Черт, сегодня же понедельник! Народу наедет – туча! Здесь в выходные магазины закрыты.
–В принципе, мы можем перебиться до завтра…
–Да, ладно, ничего страшного; ну, чуток постоим у кассы, подумаешь!
–Просто я помню, что ты никогда не стоишь в очередях. И толпу не выносишь. А тут еще этот карантин!
–Думаешь, карантин как-то скажется? – с беспокойством спросил Норов.
–Не знаю, но у нас после выступления президента смели бы с полок все товары, включая соль и спички.
–Ну, французы все-таки – не мы,– проговорил он не очень уверенно.– У них есть представление о собственном достоинстве и правилах приличия. Много тебе нужно времени, чтобы собраться?
–Нет, минут десять от силы. Как все шведки, – только сапоги надену.
–Шведки носят сапоги?
–Ну не туфли же на шпильках!
–А белье?
–Зачем шведкам белье?
–Действительно, – улыбнулся Норов.– Глупость сказал!
* * *
Лана, боясь растолстеть, вела безнадежную войну со своей страстью к сладкому, ежедневно терпела поражения и со вздохом себя прощала.
К деньгам она относилась беспечно и тратила их сразу же, как только они у нее заводились, в основном, на пустяки: понравившиеся ей в антикварном магазине безделицы, продуктовые деликатесы, редко – на наряды. Больше всего на свете она любила делать подарки, особенно сыну и Норову. Норову она покупала все подряд: брелоки, рубашки, которые по ее мнению, должны были подчеркнуть его мужественность, записные книжки, ручки.
Все это было очень мило и весело, но расходы по совместной жизни Норов нес в одиночку; его зарплаты при их образе жизни, конечно же, не хватало, но Лану это мало волновало.
–Завтра платить за квартиру, а у нас – только половина суммы, – озабоченно говорил Норов.
–Ну так давай не заплатим! – беззаботно откликалась Лана.
–Хозяйка поднимет скандал.
–Скряга! Мы и так платим ей за эту конуру втридорога. Наврем ей что-нибудь!
–Что именно?
–Да что угодно! Например, что мы срочно улетаем в Москву на неделю. Тебя отправили в командировку, а я еду с тобой.
–Она придет за деньгами через неделю.
–Пусть приходит. Через неделю что угодно может случиться! Вдруг мы разбогатеем!
С тем, что за неделю может случиться многое, Норов не спорил, но вот в то, что они с Ланой за это время разбогатеют, он не верил. И потому на работе, скрепя сердце, он обходил коллег, прося в долг до зарплаты. Лане в театре взаймы давно уже никто не давал. Из долгов они не вылезали.
* * *
Норов познакомил Лану со своими друзьями; они пару раз приходили к Леньке на вечера, однако эти визиты быстро прекратились; ни Ленька, ни его приятели-бизнесмены с их подругами Лане совсем не понравились.
–Как ты можешь терять время с такими дураками?! – недоумевала она на обратной дороге.– Это же просто какие-то спесивые недоумки! Митрофанушки из фонвизинского «Недоросля»: ничего не читают, ничем не интересуются.
–Ну, чем-то они все-таки интересуются,– не соглашался Норов.
–Чем? Деньгами да машинами! А их телки – тряпками. Жабы какие-то: сидят и надуваются друг перед другом, у кого драгоценности драгоценнее.
–Их девушки не похожи на жаб, – с улыбкой возражал Норов.– Скорее, на насекомых: худые и длинноногие.
–Вот-вот! – подхватывала Лана.– Комарихи! И ума у них не больше, чем у комарих! Лишь бы присосаться.
–И все же будь эти ребята такими глупыми, какими тебе кажутся, не были б они такими богатыми.
–Слышала я эту присказку тысячу раз! Раз богатый – значит умный. Может быть, на Западе это и справедливо, да только не у нас! У нас кто успел, тот и съел. А кто успел? Самый подлый, да самый пронырливый. Ты историю лучше меня знаешь, вот скажи: много людей в России разбогатело благодаря уму и таланту?
–Немного, – подумав, признавал Норов.
–А честные среди них были? – допытывалась Лана.– Среди тех, кто разбогатели?
–Были, наверное, – отвечал Норов не особенно уверенно.– Должны быть.
–Но точно ты сказать не можешь?
–Не могу.
–Вот видишь! – торжествовала Лана. – Никакие все эти нувориши не умные и ничуть не талантливые! Просто наглые и хитрые! И морды у них противные! В общем, ты как хочешь, а я к ним больше не пойду. Бе!
И она поднесла два пальца ко рту и состроила гримасу, будто ее тошнило.
* * *
Лаборатория, в которой работал Сережа Дорошенко, располагалась в пригороде, и там же, в ведомственном доме, Сереже выделили служебное жилье,– однокомнатную малосемейку. На выходные он приезжал в Саратов, ночевал у тетки и обязательно заходил в гости к Норову и Лане.
Еще в университете Норов очень привязался к Сереже, полюбил его. Он давно ему простил то, что тот в свое время так и не навестил его в больнице и вообще избегал его все время запоя. Зато когда Норов завязал и восстановился в университете, они проводили вместе много времени, плавали, играли в теннис, уезжали за город и гуляли; Сережа увлекательно рассказывал ему о физике.
Норову трудно давалась философия, и Сережа объяснял ему сложные построения Плотина, аргументы Канта или Спинозы. Норов, в свою очередь, давал ему рекомендации относительно книг по истории, составлял подборки по литературе, читал стихи.
Сережа страдал гастритом, опасался язвы желудка и, в отличие от Норова, довольно равнодушного в еде, к питанию относился серьезно. В ведомственной столовой кормили скверно, и у тетки за выходные Сережа отъедался. По настоянию Норова, Лана тоже готовила что-нибудь к его приходу, но поварихой она была никудышной и кухарить не любила. Обычно она жарила картошку с курицей, которую она брала уже разделанной; или отваривала макароны. Иногда к этому добавлялась сдобная ватрушка или кусок торта, купленные в соседней кулинарии, которые она же и