–Ты-то откуда взялся? – по-русски проворчал Норов.– Тоже мне, ценитель искусства! Иди, пиво своим клиентам разноси, франт деревенский!
–Поль, почему ты все время сегодня говоришь по-русски? – упрекнула его Клотильда.
–Я восхищаюсь французским бескорыстием и доброжелательностью,– по-французски ответил Норов.– Но ведь если я буду делать это в вашем присутствии на вашем языке, получится нескромно, верно? Как будто я хочу вам польстить.
–Ну и что? – весело отозвалась Клотильда.– Мы любим, когда нами восхищаются!
* * *
Норов и Лиза беспрерывно спорили и ссорились относительно того, как быть дальше. Он считал, что Лиза должна подождать несколько несчастных недель, пока ему исполнится 18 лет, выйти за него замуж и остаться в СССР. Лиза твердила, что она не может поступить так эгоистично, что это убьет ее отца, что тот очень привязан к ней, и она должна быть с ним в эти трудные для него минуты, может быть, последние минуты его жизни. Да, разлука ужасна, но ведь они любят друг друга, они сумеют немного потерпеть, совсем чуть-чуть. Лиза прилетит сюда при первой же возможности.
Да и как они здесь будут жить? Где? На какие деньги? Ведь даже мать Норова не желает пускать их к себе! Господи, да какое значение имеет, пустит она их или нет! Это их жизнь, они должны сами решать! Они что-нибудь придумают, главное – это остаться вместе! Лиза не просыхала от слез, Норов сердился.
Вскоре у Лизы состоялось объяснение с братом. Саша, дождавшись, когда она вернулась от Норова, пришел к ней в комнату и сказал, что он изменил свое мнение. Они обязаны ехать с родителями. Отец всю свою жизнь посвятил им, он любил их, баловал, делал для них все возможное, и вот сейчас, когда он заболел, они не желают ничем для него пожертвовать. Разве это не предательство? Саше стыдно смотреть в глаза умирающему отцу.
Он уже поговорил с Леной, та согласилась ехать с ним и пройти многолетнюю программу репатриации, включавшую переход в иудаизм. Саша был убежден, что Норов тоже, в конце концов, поймет Лизу, если нужно, Саша готов поговорить с ним. Но Норов не желал говорить с Сашей. Он даже слышать не мог о разлуке.
–Остаться со мной не означает бросить отца! – упрямо твердил он.– Ты будешь к нему приезжать. Мы вместе туда полетим, если понадобится!
После недели слез и бурных сцен он сам отправился к ее родителям – просить ее руки. Лиза умоляла его не делать этого, говорила, что это шаг очень жестокий, к тому же совершенно безнадежный, но Норова было уже не удержать.
Мать Лизы встретила Норова чрезвычайно неприветливо, почти враждебно, она знала, зачем он приехал. Разговор состоялся в гостиной, без Лизы, ее выслали в ее комнату. Отец Лизы в длинном халате сидел на диване,– несмотря на то, что и в доме, и на улице было тепло, он постоянно мерз. Под его правую руку был придвинут небольшой стол на колесиках, на котором стояла чашка бледного травяного чая и какое-то лекарство. Перемена, произошедшая в нем за несколько месяцев, была разительной.
Он страшно исхудал, постарел, щеки ввалились, кожа сделалась серой, мертвенной и обвисла под глазами. После лазерной терапии он полностью облысел и теперь даже дома носил берет, не скрывавший голых висков, на одном из которых слабо пульсировала беспомощная синяя жилка. Он трагически смотрел на Норова глубокими черными как у Лизы глазами; его рот постоянно и неприятно подергивался, то ли от не отпускавшей боли, то ли от горького сознания неблагодарности окружающих, которое часто испытывают тяжело больные умирающие люди.
Несмотря на напускную решимость, Норов страшно нервничал. Сидя напротив отца в широком кресле, он поминутно ерзал. Мать Лизы, красивая, кареглазая полная шатенка, пристроилась на стуле подле мужа, не сводя с него тревожного взгляда. Визит Норова она считала наглостью и всем своим видом это демонстрировала.
–О какой женитьбе может идти речь, Павел? – болезненно морщась, произносил отец Лизы. – Тебе еще нет восемнадцати. У тебя ни профессии, ни жизненного опыта, чем ты будешь заниматься?
–Я буду учиться и работать,– произнес Норов, стараясь, чтобы его слова прозвучали весомо.
Отец Лизы покачал головой и тяжело вздохнул, то ли от приступа боли, то ли от нелепости норовского ответа. Этот разговор он явно находил бесполезным, и напряжение от него утомляло его. Его жена сразу подалась вперед.
–Выпей лекарство, Коша,– попросила она.
Отца Лизы звали Исаак, «Коша» – было его домашним прозвищем, Норову оно казалось пошлым.
Отец покорно кивнул, взял со стола стакан с жидкостью желтоватого цвета и, сделав глоток, вновь поморщился. Его жена бросила на Норова раздраженный взгляд. Норов и сам в глубине души ощущал неуместность своего визита. Ему было стыдно, что он мучает тяжело больного человека, но вместо того, чтобы встать, попросить прощения и уйти, он продолжал настаивать, злясь и на себя, и на родителей Лизы.
–К чему вообще эта спешка?– продолжал отец.– Ведь никто не запрещает вам любить друг друга… Вы можете переписываться, приезжать туда и сюда. У вас появляется возможность испытать свои чувства на прочность, так ли уж это плохо? Подождите хотя бы года три-четыре, когда в вашей жизни что-то определится… или когда меня не станет,– с горькой усмешкой прибавил он.
–Коша, не говори так! – вскрикнула его жена.
Он лишь безнадежно махнул в ее сторону рукой и замолчал, привычно прижимая руку к животу, будто пытаясь унять не проходившую боль. Жена подошла к нему и принялась бережно гладить по плечу. Он потрепал ее по руке, показывая, что с ним все в порядке.
Наблюдать это было невыносимо. Норов поднялся. Прощаясь, он нашел в себе силы извиниться за отнятое время.
* * *
–Мама, можно я схожу посмотрю открытки? – спросила Мелисса.
Слушать серьезные разговоры взрослых ей явно было скучно, но как воспитанная девочка она терпела. В конце площади располагался магазинчик сувениров, перед которым был выставлен стенд с почтовыми открытками и фотографиями.
–Ну конечно можно.
Мелисса тут же поднялась, но Норов ее остановил.
–Купи, пожалуйста, две открытки, одну мне, другую Анне,– он достал из кармана десятку и протянул Мелиссе.
К неожиданному поручению девочка отнеслась серьезно; она задумчиво свела светлые брови.
–Какие вам бы хотелось?
–Выбери сама,– попросила Анна.
Мелисса заколебалась и вопросительно посмотрела на мать.
–Анне, я думаю, лучше взять фотографию замка,– сказала ей Клотильда.– Сумеешь найти?
Мелисса подумала и кивнула.
–А мне