–Н-не знаю… Наверное… Но свет горит в бюро. Что ему там делать?
–Пойдем, выясним,– сказал Норов, открывая дверь.
–Поль, постой! Я боюсь!
–Чего?
–А вдруг это – убийца? Вдруг он и нас убьет?!
–Зачем?
–Откуда я знаю!
–Ладно, оставайся в машине, жди меня.
–Погоди! – воскликнула Клотильда, хватая его за куртку.– А если с тобой что-то случится?
–Скажешь Анне, что я в степи замерз.
–Что-что сказать? – По ее испуганному лицу было видно, что она ничего не понимает.– Что ты сделал? Замерз?
–Это из русской песни. Неважно. Не беспокойся, Кло, все, что со мной могло случиться, уже случилось.
Перед тем, как закрыть за собой дверцу, он обернулся и губами послал ей воздушный поцелуй:
–Trois fois, a la russe.
* * *
Жизнь пьяницы до отвращения однообразна: запойный человек живет от стакана – к стакану, и все, что происходит в промежутке, воспринимается им как досадная муть.
Спроси в ту пору у Норова, где он ночевал на прошлой неделе, вряд ли бы он вспомнил; это могла быть чужая дача, на которую он тайком пробрался, подъезд в многоэтажке, чья-то комната с продавленной скрипучей раскладушкой. Ему было безразлично; он то пил, то болел с похмелья, то искал деньги на вино.
Новый год он встречал в коммуналке, в тесной каморке, метра четыре в длину и два – в ширину, с двумя случайными собутыльниками: старой, высохшей крикливой алкоголичкой и ее шамкающим, небритым, грязным другом, у которого беспрерывно текло из носа. Похоже, он был бомжом, подобранным алкоголичкой где-то на улице; она помыкала им, как рабом. Ее сын сидел за кражу; она и сама оттянула срок; на ее больших обветренных руках с опухшими в суставах ревматическими пальцами были синие некрасивые наколки. Норов познакомился с ними у магазина, несколько часов назад. У него было немного денег, у них имелось куда пойти, кое-какая закуска и полбанки выдохшегося пива.
Мебели в комнате практически не было, зато имелся старый черно-белый телевизор. Все трое сидели за низким небольшим грязным столом, алкоголичка – на колченогом табурете, а Норов с бомжом – на ящиках, покрытых газетой; пили дрянной самогон, закусывали дешевыми рыбными консервами и вареной картошкой с черствым хлебом и смотрели развлекательную новогоднюю передачу по первому каналу. Нарядные звезды эстрады чокались шампанским, пели песни и радовались жизни.
Алкоголичка громко отпускала непристойные шутки и сама же первая отрывисто над ними хохотала. Она много курила, часто и надсадно кашляла. Бомж ей поддакивал и хихикал. Норова это мало касалось, тем более что на улице стоял мороз за двадцать, а идти ему было совершенно некуда.
В начале первого он уже вырубился на тощем грязном вонючем матрасе у стены, постелив под голову куртку. Утром алкоголичка его спросила:
–С кем ты там всю дорогу разговариваешь?
–Ни с кем. Тебе послышалось.
–Ни с кем! – передразнила она.– Лежит, бля, и бормочет: «Лиза, Лиза!». Какая, на х.., Лиза?
Пьяный он действительно разговаривал с Лизой вслух, эта привычка появилась у него недавно и сделалась потребностью.
–Лиза, – тихо звал он.– Я не прошу тебя о прощении, оно все равно невозможно. Но вдруг тебе станет легче от того, что мне больно? Мне больно, Лиза, больно так, что трудно дышать, и это не проходит. Я знаю, тебе плохо, и мне еще хуже, оттого, что тебе плохо. Я не хочу, чтобы ты страдала! Я хотел этого, да… я был негодяем… Я и сейчас негодяй, ведь я не могу исправить сделанного. Я не знаю, что сделать, чтобы ты не страдала. Уйти? Тебе станет легче, если я уйду навсегда, Лиза? Я уйду, Лиза. Я и сам хочу уйти. Я еще потерплю немного и уйду…
* * *
У входа в шале, ближе к кустам прятался небольшой светлый «пежо» с номерами другого региона. В машине никого не было, и Норов, бросив на него беглый взгляд, осторожно двинулся вдоль стены к освещенному окну. Вокруг дома была уложена деревянная платформа, но Норов, чтобы не шуметь, на наступал на нее.
Месье, приглядывавший за домом, видимо не затруднял себя частой стрижкой травы, она успела подрасти и была влажной от вечерней росы. Кроссовки Норова сразу промокли, как и джинсы внизу.
–Поль! – услышал он за спиной напряженный приглушенный оклик.– Постой!
Он обернулся. Клотильда спешила к нему по дорожке.
–Я с тобой! – взволнованным шепотом сообщила она.
–Зачем?
–Я не могу оставить тебя одного! – горячо выпалила она.
Ее глаза в темноте блестели.
–Храбрая девочка! – с улыбкой кивнул Норов.
–Так раньше говорил мне папа. Ой, я совсем промочила ноги!
Она с сожалением взглянула на свои туфли и взобралась на деревянную платформу.
–Только тише!– предостерег Норов.
–Я – тихо! – пообещала Клотильда.
Но едва они тронулись дальше, как ее каблуки предательски стукнули по доскам. Норов за руку живо стащил ее с платформы вниз, в траву. Они сделали еще шаг вперед, и тут у нее зазвонил телефон. Клотильда от неожиданности вздрогнула, охнула и схватилась за сердце.
–Черт! – по-русски выругался Норов.
–Я сейчас его выключу!… Zut! Да куда же он подевался ?!..
Она судорожно рылась в сумке. Телефон продолжал звонить. Свет в доме погас.
–Сейчас, сейчас! – бормотала Клотильда, выуживая то компактную пудру, то портсигар.– Вот дерьмо!
–У тебя случайно там нет шумовой гранаты?
–Нет! Зачем?
–Ну, по крайней мере, не взорвется.
Наконец, Клотильде повезло; она выхватила телефон, нажала кнопку, и звонок прекратился.
–Все! – торжествующим шепотом объявила она Норову.– Я его совсем отключила!
–Здорово!– похвалил он.
С минуту они неподвижно стояли в темноте
–Извини, Поль, я не нарочно! – виновато прошептала она.
–Интересно, французы хоть что-нибудь умеют делать тихо?
–Я больше не буду! Может быть, нас не услышали?
–Конечно, нет. Гранату-то мы не взрывали.
До них доносились отрывистые крики птиц, где-то рядом стрекотали сверчки, изредка раздавались короткие ночные шорохи. Наконец свет вновь зажегся, вероятно, тот, кто был в доме, успокоился. Они еще чуть подождали и, крадучись, тронулись дальше.
И вдруг с противоположной стороны, с крыльца, донеслись быстрые удалявшиеся шаги. Человек убегал.
–Уходит! – крикнул Норов, бросаясь к крыльцу.
Едва различимая в темноте фигура, кажется, в спортивном костюме с капюшоном метнулась к «пежо»; дверь открылась и тут же захлопнулась, раздался шум включенного двигателя, одновременно зажглись фары. Теперь силуэт водителя стал четче, но капюшон на голове мешал рассмотреть лицо. Норов прыгнул вперед, успел даже хлопнуть рукой по заднему бамперу, но автомобиль рванулся с места, набирая скорость, пролетел короткую дорожку, отделявшую дом