Рахетиец пожал плечами, показывая, что не претендовал и вообще ему в известной степени всё равно. Явно не намереваясь помогать советом, он выбрал камень побольше и подальше, принявшись с ленцой наблюдать за диким магом.
Фалайз же, оставив возле всё того же камня потенциально лишнее снаряжение за исключением одежды и волшебной палочки, принялся колдовать. Первой его идеей было, конечно же, жахнуть да посильнее. Так, чтобы от полоски маны вообще ничего не осталось.
Обычно этого хватало на любых встреченных противников плюс-минус подходящего уровня. Разрушения же шли приятным или не очень бонусом.
Вот и в этот раз, находись в нужной точке какой-нибудь злодейского вида орк — он бы мгновенно умер под здоровенной сосулькой, свалившейся с неба. Вот только с точки зрения разрушения местности вреда это действие причинило откровенно мало. К тому же едва не закончилось для Фалайза весьма печально: сосулька, выждав пару секунд, взорвалась ледяной шрапнелью. Благо, расстояние между ними было таким, что до него почти не долетело.
Комментариев от Оулле не последовало, хотя взгляд говорил об очень многом.
— Первый блин всегда комом, — подбадривая сам себя, сказал дикий маг, уже начинавший злиться.
Второй «блин», а в этот раз Фалайз метил в конкретное заклинание — что-то там про лаву, вышел, впрочем, не лучше. Нет, непосредственно лава появилась и даже едва не спалила дикому магу обувь. Случись это — было бы самым крупным достижением за всё её очень короткое время существования. На что-то большее эта крошечная лужица была неспособна.
Оулле, может, и отличался от Тукана, но явно не в положительную сторону. Крестоносец непременно в этой ситуации выдал бы нечто вроде многозначительно ехидного: «Не впечатляет». Что вроде было и обидно, но и подбадривало тоже. Рахетиец же продолжал молча наблюдать, ничего вслух не говоря, но своим безучастным молчанием на фоне неудач делал куда обиднее любых слов.
— Не хочешь помочь? — подбоченившись, спросил у него Фалайз напрямую.
— Нет, — не менее прямолинейно ответил Оулле, продолжая гнуть свою линию.
Он не против был пойти сюда в качестве охраны. С радостью помог в качестве проводника. Но вот быть грифером — игроком, злонамеренно разрушающим чужие постройки, рахетиец не собирался, о чём прямо заявил ещё в самом начале.
— Сейчас вернусь, — поняв, что спорить тут бессмысленно, бросил дикий маг.
— Угу.
Фалайз углубился в интернет, силясь найти решение своей проблемы. Обычно в таких ситуациях ему помогали Тукан или Фиона, прямо или косвенно наводя на нужные мысли. Однако друзья были далеко, да и тревожить их по такой ерунде дикий маг не хотел. Не говоря уже про гордость.
— В этот раз точно сработает! — целиком уверенный в своих силах, воскликнул дикий маг, наконец найдя что-то умеренно подходящее.
Школа магии земли, как это ни странно, специализировалась на всяких там поверхностях и их трансформации или перемещении. Имелось, среди прочего, там весьма многообещающее заклинание, называвшееся приземлённо: «рукотворный овраг».
Фалайз вскинул руки в грозном жесте, с первой попытки накопил нужное количество маны и даже правильно выбрал диспозицию — так, чтобы овраг прошёл поперёк дороги, а не вдоль. Даже более того: заклинание сработало как и было задумано. С масштабом вышла проблема.
Заклинание требовало поддержания в процессе своего «роста». Запасов же маны дикого мага хватило не столько на овраг, сколько на небольшую, сантиметров пять вглубь и три вширь выемку. И только по длине она примерно соответствовала ожиданиям Фалайза.
— Да б-баклан! — не выдержал дикий маг.
Оулле по делу ничего не сказал, но довольно неожиданно заметил, продолжая старую тему:
— В Рахетии много говорили о великом фокуснике — Веленбергербеге Наивеликолепном, — с трудом выговорил он. — Тоже дикий маг. Он как-то выступал у нас…
В его глазах отражались огни давнего представления, пересказывающие впечатления куда лучше любых слов. Представления, что рахетиец мельком видел, когда шёл по своим делам в поздний час. Как на совершенно крошечный помост — В Рахетии любили только гигантизм, связанный с войной — взобрался человек, одетый образцово роскошно, но без перегибов. Как он вскинул руки, приветствуя собравшихся, а толпа перед ним принялась скандировать: «Веленбергербег».
Затем началось главное. Фокусник создал разноцветные сферы, ловко сплетая их из различных стихий. Это уже само по себе было весьма завораживающим зрелищем. Оулле в тот момент сообразил, что стоял с открытым ртом, только потому, что заметил, что вокруг него практически все застыли, разинув рты от восхищения.
Тем не менее создание сфер было лишь подготовкой к выступлению. Незначительной, но крайне завораживающей его частью. Когда шаров стало десять, все разных цветов от ослепительно-белого до иссиня-черного, началось настоящее представление. Веленбергербег вскинул руки, и, повинуясь его пальцам, унизанным перстнями, шары, до того бездейственно висевшие в воздухе, пришли в движение. Сначала вальяжно они, постепенно ускоряясь, закружились в танце.
Это была история без слов и одновременно музыка без инструментов. Несмотря на это, под аккомпанемент великолепнейшей музыки рассказывалась одна из самых проникновенных историй, из тех что видел и слышал не только Оулле. Вся толпа оказалась заворожена. И всё это — одним лишь крайне умелым использованием магии.
Веленбергербег был не просто фокусником, пускай даже великим. Это был подлинный гений, который сумел в игровых реалиях создать новую форму самовыражения. Это Оулле понял сразу и именно тогда, стоя ночью с разинутым ртом, задумался о некоторых крайне важных вещах по поводу своего места в «Хрониках».
Фалайз, вышедший на дорогу попинать камни, кивнул, очень хорошо понимая, о чём идёт речь. Ему когда-то тоже довелось поприсутствовать на выступлении Веленбергербега в Амбваланге и тогда же познакомиться с фокусником. Даже весьма короткого знакомства и разговора вполне хватало, чтобы хорошенько задуматься над многими вещами.
А затем дикий маг вспомнил о кое-чём ещё в контексте его знакомства с фокусником. О том, как Веленбергербег выступил против Фрайка — своего друга и товарища. О том, что случилось после этого…
— Что-то не так? — всматриваясь в скривившееся лицо Фалайза, уточнил Оулле.
— Я был с ним знаком, — сообщил дикий маг коротко и холодно.
— «Был»? — не поняв, но уже подозревая что происходит, уточнил рахетиец.
— Он умер. Через несколько недель после той истории с Фрайком. — Фалайз принялся пинать камушки по дороге с такой силой, будто бы надеялся именно таким образом её разрушить. — Давно болел и всё такое. Меня даже приглашали на его похороны. В игре. Я не пошёл.
Повисла тяжёлая неприятная пауза, густая