«Мы с тобой прорвёмся — остальные пускай спасаются сами», — прозвучал у него в голове её голос. Здесь и сейчас она бы такого никогда не сказала, но вот наедине, пару часов спустя…
— Надо прямо сейчас пойти и получить новые задания. Всем вместе, чтобы показать, что мы сообща готовы работать. А завтра опять пойдём топтать ковры галереи…
Всё озвученное не было каким-то недоступным для понимания планом, находящимся за пределами мышления простых смертных. Каждый присутствующий, так или иначе, что-то бы такое начал делать и сам, если, конечно, не хотел быть отчисленным. Вот только действуя поодиночке, разобщённо был немалый риск столкнуться с предвзятостью и недоброжелательностью новоназначенного преподавателя.
В этот раз Максим Филатов даже не стал смотреть на девушку, боясь увидеть выражение её лица. Лишь мельком, украдкой глянул, когда они двинулись в путь. Увиденное его нисколько не удивило.
* * *
Мёртвым Нокс казался не только издали. По мере приближения ситуация отнюдь не менялась в лучшую сторону, даже несмотря на исчезновение доставучего тумана. Вокруг путников не расцвели внезапно прогрузившиеся текстуры райских садов, не забренчала лютня, с лёгким, крайне приставучим мотивом, а небо не окрасилось в пастельно-голубой цвет. Предместья, в обычных городах населённые не менее, а порой даже более густо, в случае с Ноксом оказались серы, мрачны и заброшены. Причём значительную их часть бросили задолго до того, как началась блокада.
На путников безучастно взирали пустые провалы окон, покосившиеся заборы, выцветшая краска на стенах и крышах, недостроенные дома и поскрипывавшие на ветру двери. Фермы, амбары, конюшни, склады, бараки и лавки — всё было брошено. Каждая постройка, вплоть до самого захудалого сарая, словно замерла в немом вопросе: «Зачем? Зачем вы бросили нас? Чем мы это заслужили?». Ответ на него был простым и грустным.
Здесь присутствовали, наблюдая за проезжающими, и те, кто этот в общем-то лежащий на поверхности ответ для себя уяснил в полной мере. После чего сделал далеко идущие выводы и приспособился к новым реалиям. На игроков и ботов из каждой щели, из-за каждого тёмного угла и куста взирали полные слепой ненависти глаза. Это были собаки, самый опасный их подвид — бродячий. Не просто оставленные здесь сторожевые псы и гончие, оказавшиеся не у дел. Не лишние щенята от нахального кабыздоха. Не вырвавшиеся на волю обители питомников. И уж точно не потерянная радость селекционера.
Все вышеперечисленные давно уже передохли. В тенях притаились, выжидая удачный момент, следующие поколения. Это были животные, родившиеся уже после того, как игроки ушли, в реалиях новой, очень жестокой экосистемы. Они не знали доброты и заботы, зато познали много чего другого. Взращенные голодом, ненавистью и непрекращающейся ни на минуту борьбой за выживание.
Мимо притаившихся собак проезжало по дороге больше двадцати всадников. Неплохо экипированных, с четырьмя игроками не самых низких уровней. Но это отнюдь не удержало стаю от нападения. Животные по опыту знали, что перед ней стоит очень простой выбор: попытаться и, возможно, умереть, либо не пытаться и умереть гарантированно.
Собаки напали одновременно и со всех сторон. Некоторые, казалось бы, появились даже из-под земли прямо посреди дороги. Все без исключения страшно и безостановочно выли. Это волки нападали в тишине — они, главным образом, охотники. Гончие сохраняли молчание — это вознаграждалось хозяевами. Эти же собаки выли, пищали, ревели и тявкали просто потому, что не умели вести себя иначе.
Впрочем, неожиданностью это нападение стало только для оказавшихся здесь впервые Фалайза, Тукана и Фионы. Рен Нетцер чего-то такого явно ожидал. Он коротко свистнул, и всадники, пришпорив коней, понеслись во весь опор, не пытаясь вступать в прямое столкновение. Собаки прыгали на них, кусались, цеплялись за ноги, отчаянно пытаясь стащить на землю, кидались на лошадей, стараясь напугать. Всё это выглядело из гущи событий очень страшно, но результатов не принесло. Многие псы, попав под копыта тяжелонагруженных коней, несущихся галопом, так и остались лежать на дороге. Ненадолго.
— Мда, если эти милые пёсики придут к нам в лес — ставлю на них, а не на волчар, — утирая пот со лба, заметил Тукан, опасливо оглядываясь.
Однако больше нападений и даже попыток таковых не последовало, хотя стаи собак никуда не делись. Просто у них теперь началась битва иного рода — за то, кому достанутся тела павших товарищей, а также тех, кто падёт в процессе уже этого боя.
— Это защита от шпионов паладинов, — едко заметил Фалайз.
— Ага, враг не только не пройдёт, но ещё и не проползёт, и не факт, что пробежит.
Фиона ничего не сказала, только покосилась на друзей, намекая, что просьба поменьше и пореже говорить всё ещё актуальна. Ничего не сказал и Рен Нетцер, хотя было видно, что такая оценка, пускай даже от абсолютно посторонних людей, ему хоть и не нравится, но кажется вполне справедливой.
Наконец, показалась городская стена. Высокая, мрачная — всё из-за серого камня, чьи массивные блоки послужили материалом, — но не производящая впечатления неприступной преграды. Причина состояла в скалах, подпиравших город с двух сторон. Они настолько возвышались над ним, что не оставляли защитникам даже иллюзий отсидеться за укреплениями. Напади на Нокс кто-то с этой стороны — судьба города бы решилась задолго до того, как враг подступил бы к городским стенам.
— Как они собрались с кем-то воевать⁈ Этому месту положит конец первая же катапульта, которую затащат наверх, — обращаясь сам к себе, искренне изумился Тукан.
— Они собрались побеждать, а не воевать, — мрачно ответил Фалайз. — Помнишь, как было в Заводном городе? Как они праздновали победу ещё до первых стычек?
И на эти замечания Рен Нетцер отреагировал тем, что как будто со стыдом опустил голову. На его лице отпечаталась кислая мина солдата, очень хорошо знавшего, чего будет стоить Родине авантюра под названием «война».
Ворота также не производили особого впечатления. Видно было, что их перестраивали с целью расширить и укрупнить, но общий мотив «задней калитки» остался неизменен. Ни тебе башенок, ни рва, ни каких-то вынесенных вперёд сооружений вокруг непосредственно ворот. Фактически перед игроками медленно открывались именно двери в стене и ничего больше. Справедливости ради, сами створки и окружающая их стена были сделаны на совесть и не производили того наплевательского впечатления, как остальные фортификации.
В городе их уже ждали. Не только в том смысле, что загодя начали открывать ворота или подготовили комитет по встрече, хотя это всё присутствовало. По собравшейся толпе, состоящей в основном из