— Это заметно. — Ника покачала головой, неясно, одобряя это или же осуждая.
— Нам сказали, — Фиона бросила взгляд в сторону Рена Нетцера, стоявшего неподалеку, но не принимавшего никакого участия в разговоре, — что именно от вас зависит наша судьба.
— Это преувеличение. — Народный трибун тоже посмотрела на дворфа. — Наша судьба принадлежит нам и только нам самим. А как мы ей распоряжаемся — вот самый важный вопрос.
— Есть какие-то предложения?
— Я не могу ничего предложить и гарантировать. — Ника тяжело вздохнула. — Такова участь народного трибуна Нокса — либо ветировать, либо соглашаться. Ну и изредка отвечать перед народом.
— Нам дадут слово, да? — помолчав немного, спросила Фиона. — Как бывает на настоящих судах?
— Это не будет судом, ни настоящим, ни потешным. Но, да, как бывает на настоящих судах, вам дадут слово. Только не перед оглашением уже известного приговора, а в момент обсуждения.
— И к кому мы должны будем обратиться? — продолжила спрашивать жрица. — К некоему Таппену?
Ника даже не попыталась скрыть своей неприязни к городскому управляющему.
— Он будет присутствовать, но вас не услышит, даже если вы будете орать над его ухом, размахивая руками. — Она лукаво посмотрела на Тукана и добавила с усмешкой: — И не только ими. — Ещё раз вздохнув, народный трибун ответила на первоначальный вопрос: — Вы должны убедить городской совет — наш парламент.
— И что же они нам могут предложить и гарантировать? — прекрасно понимая, что из себя может представлять парламент в «Хрониках», уточнила Фиона.
— Право и дальше спокойно заниматься маленькими делами в маленьком Гадюкине, не беспокоясь по поводу большого и… — Ника сделала многочительную паузу. — Одним словом — Нокса.
— В чём именно мы должны их убедить? — подозрительно щурясь, поинтересовалась жрица.
— Что их воспоминания насчёт Гадюкина, рядом с которым они все качались, всего лишь ошибочное впечатление новичков, — с обворожительной улыбкой ответила народный трибун.
— А что насчёт этой блокады и прочего?
К удивлению присутствующих, включая Рена Нетцера, Ника махнула рукой, словно отмахивалась от полумёртвой мухи.
— Это неактуальная тема. Для вас важнее не то, что закончится сегодня, а то, что случится с вами завтра. Или не случится.
— Ты хоть что-нибудь понимаешь? — тихо спросил Тукан у Фалайза. — Они вроде знакомыми словами разговаривают, а ничего не понятно.
— Очень смутно… — не сводя глаз с народного трибуна, ответил дикий маг. — Всё как будто в тройном-четверном переводе.
— Ага, как будто смотришь китайский фильм, который на английском озвучили шведы с арабских субтитров! — пошутил крестоносец.
И тем не менее, похоже, Фиона и Ника о чём-то да договорились. После чего народный трибун удалилась в ратушу. Конечно же, слышав перешёптывания у себя за спиной, жрица объяснила, глядя на дикого мага:
— Тебе придётся выступить с речью.
— Мне⁈ — в сердцах изумился Фалайз.
— Да, — подтвердила его опасения жрица. — У тебя есть хорошее качество пускай и сбивчиво, не очень складно, искренне говорить то, что ты думаешь. Так сказать, зажигать огонь в чужих сердцах.
— Обычно это само собой происходит, — боязливо признался дикий маг, — а не потому, что я так хочу…
— Что ж, сегодня ждать возможности для самопроизвольного энтузиазмоизвержения у нас времени нет, — безжалостно констатировала Фиона. — У тебя есть ещё около получаса.
— А если…
— Импровизируй.
Косо глянув на жрицу, крестоносец ободряюще хлопнул друга по плечу.
— Всё будет в порядке. Это ты сейчас как залежавшийся винегрет — растерян и холоден. Окажешься там, — он широким жестом обвёл весь Нокс целиком и лишь затем ратушу конкретно, — сразу сообразишь что к чему. Главное, на немецкий не переходи и кричать не начинай. Не поймут, не оценят.
Фалайз ничего не сказал, только поёжился, как от холода.
* * *
Мертвый город, часть 2
Оулле словно бы оказался во временной петле. Они с Калитой, пускай и по разным причинам, не сговариваясь, решили устроить сюрприз и в отсутствие остальных закончить постройку «домика на курьих ножках». Занимались они этим где-то около часа, но по ощущениям прошло не менее ста лет.
— Ты понимаешь, что такое вертикально⁈ — почти что крича, вопрошал рахетиец.
— Твоё вертикально — это моё горизонтально! — почти что переходя на ультразвук, кричала в ответ вампирша.
— Просто делай, что говорят!
— Тогда ты начинаешь орать!
— Потому что ты не делаешь, как я говорю!
— Потому что ты как кисейная барышня — имеешь в виду одно, а я должна угадать, что же это значит на самом деле.
Оулле от злобы аж швырнул топор. Пострадали две вороны, куст и дерево. Калита в ответ показала, что она тоже та ещё мастерица вымещать злобу на окружающем мире. От могучего пня, на котором рубили дрова, остались лишь мелкие щепки.
Последовала напряженная пауза — дальше или драться друг с другом, или уничтожать недостроенное строение, которое и так выглядело довольно жалко и хлипко. Не говоря уже про прочие особенности конструкции: судя по щелям в полу, баба Яга была той ещё озорницей, любившей ветерок во всяких интересных местах. Либо её дом строили более умелые мастера.
Впрочем, обошлось, и до открытого столкновения не дошло.
— Кладём внахлёст, — уже не криком, но всё ещё довольно громко сказал Оулле.
На некоторое время воцарился мир или, как сказал бы кто-нибудь, знающий историю: «Это перемирие на тридцать минут». Однако на следующий раз причиной отвлечься от работы стала не ссора и не выяснение отношений, а прибежавший, запыхавшийся Петлович.
Оказавшись рядом, он остановился как вкопанный, не зная, к кому обратиться. С точки зрения игровой иерархии, что Оулле, что Калита являлись «населением», то есть фактически подчинёнными старосты. Но даже скриптам, заменявшим мозг, боту хватало благоразумия никоим образом это не обозначать и уж тем более не пытаться командовать.
— Гости! — объявил Петлович, ни к кому конкретно не обращаясь.
— Опять из Нокса? — мрачно уточнил Оулле, недобро поигрывая топором.
— Не-е-ет, из целкви!
Калита, уже сама обратившая своё обострённое восприятие в сторону холма, насторожилась, а затем направилась наверх, постепенно ускоряясь. Смысла в этом почти что не было: её «добыча», донельзя растерянная