— Прецедент, — констатировала Ника, не скрывая ехидства, но никак не конкретизируя его.
Оскорбленный донельзя, бледный как мел Таппен молча встал и покинул зал, звучно хлопнув дверью. Фалайз не мог не заметить, что некоторые гильдийцы стыдливо отвернулись в этот момент.
— Я погуглила, — внесла полушёпотом некоторую ясность в размах свершившегося позора и оскорбления Фиона. — Этому Таппену принадлежит крупнейшая гильдия Нокса, она так и называется ТТТ: «Товары Таппена и товарищей».
— И что за товары у товарищей Таппена? — осведомился Тукан с пренебрежением.
— Оружие. А вон тот хрыщ, — жрица незаметно указала на одного из гильдийцев, — тоже из неё.
Тот хоть и уставился себе под ноги, но до этого голосовал вместе со всеми. Да и предлагать почётную должность он не спешил.
— Мы совершаем ошибку, — вклинился Фалайз.
— Скажи что-нибудь новенькое, — с грустью предложила Фиона.
— Например, — осклабился крестоносец, — что мы её уже совершили.
Дальнейшее и вправду происходило уже без их непосредственного участия — они являлись лишь зрителями. Ника очень показушно отказалась от поста городского управляющего, и по итогу недолгих обсуждений место Таппена занял Руплет, как «знающий всю подноготную». Такая характеристика даже была произнесена вслух, отчего Тукан не удержался и пошутил:
— Скорее уж подкаблучную.
Несмотря на полное отсутствие смысла их тут держать, отпускать «пленников» никто не спешил. Ника, а следом за ней и остальные словно нарочно игнорировали посторонних в зале. Потянулись обсуждения грядущих околовоенных мероприятий и снятие блокады, которая впрочем снята была как-то мимолётом. Фиона, вдоволь этого наслушавшись, нарочито громко встала и, сделав жест друзьям, пошла на выход. Когда на неё воззрились с непониманием, она с удивлением предположила:
— Простите, наверное, вы хотите предоставить нам транспорт обратно до Гадюкина, да? Чтобы мы не продирались через туман и ваших пёсиков?
— Мы думали попросить вас задержаться в городе, — заявила Ника, не очень довольная таким своеволием. — Чтобы изменить несомненно негативное первое впечатление о нём.
— Что ж, а мы и не думали соглашаться на подобную. У вас тут много дел, у нас там — не меньше, — ответила жрица и, поигрывая обворожительной улыбочкой, спросила. — Я передам Рену Нетцеру просьбу отрядить пару ботов, чтобы те сопроводили нас обратно?
Это было уже наглостью, и небольшой ропот среди гильдийцев лишь подтверждал это, однако Ника, словно дирижёр, подняла руку, и все мгновенно успокоились.
— Это меньшее, чем мы можем вас отблагодарить.
— Что ж, рада помочь, — ещё сверкнув улыбкой, Фиона, а следом за ней и Фалайз с Туканом, удалилась.
— «Меньшее»? То есть, если бы они могли… — оказавшись на улице, начал размышлять крестоносец.
— Да. Медяк, может, и не бросили бы, но дальше слов их благодарность бы не зашла.
— Нам нужно к паладинам, — вдруг сказал Фалайз.
— Да, но не срочно, — успокоила его жрица. — Сюда мы ещё вернёмся, раз уж блокада закончилась.
— Ох магазины, магазинчики! — в предвкушении потирая руки, начал Тукан. — Как же я скучал по этому слову: шо-о-опи-и-инг!
Его перебил перезвон колоколов, раздавшийся у них прямо над головами. Это церковь Света возвещала о том, что уже двенадцать часов.
— Полдень? — удивился Фалайз тому, как летит время.
— Полночь, — многозначительно поправила его Фиона.
* * *
Смена времен года
Акт III «Развитие и эскалация»
Когда его только «сослали» в мирную жизнь, Оулле настоятельно рекомендовали, если не завязать со спортом, то во всяком случае сильно ограничить режим тренировок. В его конкретном случае польза здоровью была эфемерна на фоне угрозы психике от сочетания высоких физических нагрузок и сильных ассоциативных переживаний.
Разумеется, сам Оулле считал совершенно иначе. Для него тренажёрный зал, что в военном городке, что в подвале торгового центра, был неотъемлемой частью именно мирной жизни. Возможность испытать себя и свой организм. Хотя врачи видели в этом совершенно иную взаимосвязь.
Всё же Оулле, как человек, привыкший подчиняться воле вышестоящих, уступил в этом вопросе. Пускай и не совсем по своей воле, а скорее под давлением внешних обстоятельств. Ему не нравилось посещать тренажёрные залы в Таллине, хотя он перепробовал добрую их половину. Нет, его никто не трогал и не мешал. Во всех смыслах. Это Оулле не нравились другие люди в тренажёрных залах. Неаккуратные, неорганизованные, ленивые, притащенные сюда силком и просто раздражающие… Причём не нравились они ему настолько сильно, что порой он едва сдерживался от распирающей его неприязни и желания высказать всё, что он думал по поводу очередного туловища, занявшего нужный тренажёр.
Однако кое в чём Оулле остался верен себе. Бегать он любил ещё до армии, не изменил привычке на службе — там она оказалась жизненно важной, и сумел сохранить её, вернувшись домой. Тут он тоже сталкивался с людьми: глупыми, нерасторопными, самоуверенными и суицидально бросавшимися под ноги. Порой всё это происходило одновременно, но куда чаще было привязано к времени суток.
Если бегать по утрам, под ноги бросались собаки и их спящие на ходу владельцы. Днём — праздно гуляющие бабушки-дедушки в прочной сцепке шириной на всю дорогу, свято уверенные, что никто никогда не будет передвигаться быстрее них. Вечером вновь появлялись собачники, вроде уже не спящие, но следящие за своими питомцами не сильно внимательнее прежнего. Ночью же в парках собирался такой паноптикум странных персонажей, что описывать или классифицировать их не имело никакого смысла ввиду абсолютного разнообразия.
Бег помогал Оулле отвлечься, переключиться и подумать о важном. Например, о том, что его поведение в отношении Тукана отдавало по-детски нелепой обидой, точно недостойной взрослого человека. С другой стороны, Оулле попросту не понимал, а как взрослый человек с достоинством должен реагировать в таком случае. Поговорить, как предлагал доктор? Так ему не хотелось общаться с этим человеком. Не говоря уже про обсуждение всякой ерунды вроде морально-этического аспекта военной службы.
Погода в то утро стояла откровенно не «бегательная»: холод, дождь, туман, сырость и прочая климатическая мерзость. Но Оулле всё равно, назло всему миру, который, впрочем, не был в курсе, упрямо побежал. Он не привык к смене времён года и упорно делал вид, что тотальное похолодание вокруг — всего лишь