И начинаю ждать.
– Я же говорила, тебе не стоило беспокоиться. – Хлоя кидает сумку на заднее сиденье, в последний раз затягивается своим вейпом – никаких сигарет перед матерью – и, бросив вейп в дверной карман, забирается в машину, не выпуская из рук мобильника.
– Знаю, что не стоило, – отвечаю я, трогаясь с места. – Но мне хотелось. У нас как будто больше не бывает времени для самих себя.
Хлоя передергивает плечами:
– Потому что ты вечно на работе.
– А тебя вечно нет дома. Но это нормально. Потому что это и есть жизнь. – Я не желаю провоцировать конфронтацию там, где ее можно избежать. Она моя дочь, я люблю ее, и мой гнев направлен не на нее. Она снова в джинсах, волосы собраны в конский хвост, а макияж никуда не делся, но стал сдержаннее. Сколько усилий ей понадобилось, чтобы провернуть это обратное превращение из восхитительной молодой женщины в подростка! – Иногда мне хочется послушать, как у тебя дела, немного более подробно, чем бывает, когда мы случайно столкнемся на лестнице и перебросимся парой фраз.
Хлоя бросает на меня косой насмешливый взгляд:
– Уверена, что пятнадцатиминутная поездка на машине обеспечит нам поистине глубокую и содержательную беседу. – Она вся ощетинилась, но я только широко улыбаюсь в ответ:
– Проедемся по живописным местам. По пригородам. Мы же с тобой знаем, что значит хорошо проводить время, так?
Хлоя не смеется над моей хромой шуткой. Пока я пробиваюсь в плотном потоке, размышляя, как бы получше начать разговор, мы обе храним молчание. Все заготовленные в кафе вступительные слова уже вылетели у меня из головы. Оказывается, у меня очень мало опыта в ведении сложных разговоров с дочерью. В общем и целом, она действительно чудесный ребенок. Но это… Вероятно, все лучшее Хлоя приберегала на потом.
– Что с тобой происходит, мам? – Хлоя первой прерывает молчание. – В чем тебя подозревает полиция?
– Я ничего не сделала. Это ошибка.
– Я спрашивала не об этом. Я хочу знать, в чем тебя подозревают. Тетушка Фиби была очень расстроена. А папа вел себя странно.
– Я не хочу это обсуждать. Я тебе уже сказала – тебе не о чем беспокоиться.
Нужно как-то повернуть этот допрос в другом направлении.
– Я слышу, как ты ходишь по ночам, – продолжает Хлоя. – Спускаешься вниз. Я не всегда сплю. Я слышала разговор Фиби с папой. Что-то о твоем сорокалетии. – Хлоя бросает взгляд в окно. – Я хочу сказать… Господи, мама, если ты поэтому так странно себя ведешь – это всего лишь цифры. Не о чем так переживать. Ты, наоборот, должна чувствовать прилив сил. Я вот жду не дождусь, чтобы стать старше.
Мне становится смешно оттого, что она считает тщеславие причиной моего эксцентричного поведения.
– Спасибо, Хлоя. Я это учту. Если уж зашла речь о моем дне рождения, что там планируется за вечеринка?
– Вечеринка отменена. Так сказал папа. После этого происшествия с Беном. И всего прочего, что с тобой происходит.
– Я справлюсь, если там будет только наша компания. Папины друзья из школы – совсем не плохие люди. Они же тебе тоже по душе, да?
– Нормальные вроде, – опустив взгляд, пожимает она плечами, продолжая вертеть в руках свой телефон. – Но вечеринки все равно не будет. Папа и Фиби считают… – Замявшись, Хлоя явно жалеет о том, что брякнула лишнее.
– Папа и Фиби считают что? – Я выпрямляю спину. Роберт и Фиби. С каких пор они снова стали сближаться?
Хлоя пожимает плечами.
– Что у тебя что-то вроде паранойи. Из-за твоей матери. Так, по крайней мере, папа сказал.
Давая выход гневу, я немного утапливаю акселератор. Он ведь сказал мне, что постарается убедить Хлою, что волноваться не о чем, а сделал ровно наоборот.
– Как выясняется, у твоего отца есть собственные секреты, – замечаю я. – Этот бар, к примеру. Думаю, у него начался кризис среднего возраста. – Мой тон становится суровым. – Ну, или это моя паранойя.
Солнечные лучи бликуют на ветровом стекле, и я еще прибавляю скорость. Паранойя. Да как он смеет? И как он смеет обсуждать меня с Фиби в подобном тоне? Почему бы им не обсудить это со мной?
– Скажи-ка мне, Хлоя, – начинаю я как бы между делом. – Это паранойя заставляет меня думать, что ты спишь с мужем Мишель, или все-таки тот факт, что я сегодня видела вас вместе? – Глаза Хлои округляются, а челюсть натурально отпадает. Я крепко держу руль. – Даже не думай это отрицать. Я не идиотка. А вот как ты можешь быть такой идиоткой? Как же все твои разговоры о феминизме? О женской солидарности?
Хлоя ничего не говорит, но лицо у нее очень сердитое.
– Джулиан на двадцать лет старше тебя, – продолжаю я. – Ты же у них нянькой работала. Господи боже, Хлоя, да ты же ходячее сексуальное клише. Это отвратительно.
– Это не отвратительно! Отвратительно то, как ты об этом говоришь! – Шея Хлои покрывается розовыми пятнами. Она дерзко смотрит мне в глаза. – Я не собираюсь ничего отрицать. Через несколько месяцев мне исполнится восемнадцать. Я не ребенок. Я взрослая женщина, и я его люблю. – Хлоя отворачивается к окну и принимается смотреть на извивающуюся дорогу. – Притормози или вообще остановись. Ты слишком быстро едешь.
– Любишь? Ты только думаешь, что любишь его. – Позади меня едет машина, и остановиться я не могу, да и слова Хлои я едва разбираю. Ярость доводит меня до белого каления. Паранойя. Мой муж, который вроде как должен меня любить и поддерживать, считает, что у меня паранойя. Как Хлоя могла добавить еще и это ко всему, что происходит у нас в семье? – Ты не знаешь, что такое любовь. Это не любовь – это глупая ошибка. Он использует тебя. Ты льстишь его престарелому эго.
– Ему тридцать шесть, он не настолько стар.
Настолько стар. Эта реплика только доказывает, какая она еще юная. Я бросаю взгляд на дочь.
– Мишель в курсе. Не знает только, кто. Она приходила ко мне, справлялась, с чем останется в случае развода. Она знает, что что-то происходит. Господь Всемогущий, она ведь решила, что это я!
– Ты? – Хлоя издает неприятный смешок, словно это предположение – самое нелепое на свете, словно сама мысль о том, что некто может возжелать меня трахнуть, в высшей степени смехотворна. – Да он бы и близко к тебе не подошел.
Это укол ревности, я понимаю и