– Было слишком много таких случайностей.
– Тогда, вероятно, ты и впрямь сходишь с ума. – Надо отдать должное Миранде за честность, хоть звучат ее слова довольно жестоко. – Как бы ты разрезала шину? – спрашивает она.
– Что?
– Отвечай быстро. Каким образом ты бы разрезала шину?
– Хлебным ножом, – внезапно выдаю я, и Миранда фыркает от смеха. – Ну ладно, не хлебным… не знаю, допустим, канцелярским?
– А у тебя он есть?
– Не знаю. Наверное, где-то должен быть.
Миранда, отпивая глоток кофе, пожимает плечами.
– Не думаю, что ты сама разрезала шину. Раз уж на то пошло, по твоим словам выходит, что ты худший в мире специалист по разрезанию шин. Предвосхищая твой вопрос – я сама никогда таким не занималась, но не стану врать – я несколько раз гуглила инструкцию еще до нашего с Паркером разрыва.
– Но в этом нет никакого смысла. У меня явно не в порядке с головой. У меня случаются провалы в памяти. Я делаю какие-то вещи, о которых потом не помню.
– Это все твоя бессонница. Послушай, скажу тебе как человек, который прошел через мини-апокалипсис сам: вполне возможно, что у тебя слегка едет крыша. Это со многими случается. Чаще, чем ты думаешь. И я сейчас не говорю о психах – я не считаю, что ты сошла с ума. Это твоя борьба. Вот почему я и собираюсь выучиться на консультанта. Мир бывает жесток. Я хочу сказать, мы обе боролись, и нам обеим повезло. Но отложим этот разговор на потом. В сущности, ты видишь это как «или-или», – она подает официанту знак, чтобы тот принес нам счет, – но почему нельзя предположить, что здесь и то, и другое?
Я в растерянности смотрю на Миранду:
– Я не понимаю.
– Я имею в виду, что у тебя может в данный момент присутствовать какое-то расстройство психики. Но это совершенно не означает, что кто-то не ведет с тобой собственную игру. – Она едва заметно пожимает плечами, словно француженка, которая обсуждает со мной тупость своего любовника, а не мое потенциальное безумие. – Тот факт, что твоя сестра попала под колеса фургона, не отменяет вероятности, что это она разрезала шину или сделала еще что-то из перечисленного, правда? Здесь у нас два несвязанных события. – Миранда прикладывает карту к терминалу, и официант исчезает. – Предполагаю, о молочных бутылках она все знала не хуже тебя?
В моей голове вновь просыпаются подозрения по поводу Фиби.
– Да, конечно.
– Все, что я могу тебе посоветовать – верь себе. Если ты считаешь, что у тебя не в порядке с головой, значит, наверное, так оно и есть. Но если при этом ты не можешь отделаться от ощущения, что кто-то тебе гадит – точно так же советую тебе доверять своей интуиции. Меня научил этому развод. Люди становятся редкостным дерьмом, когда хотят убрать тебя с дороги.
Она права. Я смотрю на часы. Look, look – a candle, a book and a bell. Может, я и схожу с ума. Но при этом кто-то открыл на меня охоту. Две равновеликие истины. Может ли это быть Фиби? Надеюсь, после операции она сможет мне рассказать. Я опускаю взгляд на пятна запекшейся крови, словно в них можно найти ответ. Пятна хранят молчание. Они не могут дать мне ответ, я ли толкнула сестру. Они держат свои секреты при себе.
49
– Фиби сбил фургон, – сообщаю я с порога.
Кэролайн, одетая в форму медсестры, выглядит надежно и профессионально, чего совершенно нельзя сказать обо мне. Низкобюджетная версия Кэрри из старого романа Стивена Кинга, стоящая на пороге своего дома. Крови меньше, зато уровень безумия примерно одинаков. Лицо Кэролайн бледнеет.
– Что?
– Знаю. Это безумие. Я как раз подходила к пабу, а она… лежала на дороге. Сейчас ее оперируют.
По дороге сюда я звонила в больницу, где не получила никакой вразумительной информации о состоянии Фиби. Все станет яснее, когда операция закончится и ее переведут в палату. Надеюсь, что переведут. Здесь нет никаких гарантий.
– Ты впустишь меня?
– Э… конечно. – Кэролайн отступает назад, и я вхожу в дом. – С ней все в порядке?
– Нет. Нет, ей плохо. – У меня в голове крутится на повторе песня, из-за чего становится сложно испытывать что-то помимо раздражения. – Она может не выкарабкаться.
Look, look, a candle, a book and a bell, I put them be- hind me. Oh look, look, a candle, a book and a bell, there to remind me… [21]
Песня заиграла громче с тех пор, как я дозвонилась в больницу – она в операционной – все сложнее, чем мы предполагали, – и крутилась у меня в голове все время, что я провела за рулем, попутно размышляя над словами Миранды. То, что Фиби сбил фургон, не означает, что не она за мной охотилась.
– Взгляни на это. – Оказавшись в кухне, я достаю из сумочки смятую распечатку с отзывами и протягиваю Кэролайн. – Как считаешь, их могла написать Фиби? Я думаю – да.
Кэролайн, пробежав глазами бумагу, переводит взгляд на меня.
– Зачем ей это? – Пролистывая распечатку, она вдруг недоуменно поднимает брови. – Что это?
В руках у нее теперь другой листок – тот, который я не собиралась ей показывать. Должно быть, смешался с остальными у меня в сумке. Это записка моей матери, на которой неровным почерком повсюду выведено мое имя.
– О, это ерунда. Уилл сто лет назад написал. – Я забираю у нее листок и поспешно запихиваю обратно в сумку. – Но это… кому это было нужно?
Кэролайн перечитывает отзывы.
– Что случилось в тот день? Ты разговаривала с этими людьми?
– Я не грублю потенциальным клиентам, – резко отвечаю я. – И тот день не был исключением.
– Я просто спросила.
Кэролайн аккуратно складывает распечатки и возвращает мне. Я бе не удивилась, если бы она обработала руки антисептиком, словно паранойя – это вирус, который можно вот так подцепить.
– Прости. – Я виновато смотрю на нее. – Я просто в шоке. Меня уволили. Очевидно, что для фирмы такое неприемлемо. Но это могла быть Фиби. Она могла звонить мне на работу. Откуда мне знать, что все женщины, с которыми я тогда разговаривала, – не она?
– Тебе не кажется, что это немного притянуто за уши? К тому же сейчас, конечно, не лучшее время, чтобы ее в чем-то подозревать. Как это произошло? Она выскочила на дорогу, не посмотрев по сторонам?
– Кто-то сказал, что ее толкнули. Я уверена, что полиция считает меня виновной. Но у них нет никаких