И наконец, адрес-календарь [41] от 1916 года, в котором говорилось: «Нижегородская ярмарка, раскинувшаяся в углу между Окой и Волгой, представляет ныне своеобразный город с особым управлением, оживленный и кипучий в торговое время и мертвый в течение 9 месяцев, когда многочисленные корпуса с магазинами, лавками и складами стоят наглухо заколоченными и пустыми. Весною ярмарка заливается Волжским и Окским разливом и по улицам ее ездят на лодках, своего рода Венеция».
И кстати, переходя к другим интересным подробностям жизни ярмарки, хочется сказать, что романист Дюма, с восторгом описывая размах ярмарки, отмечал, что бумаг купцы никаких не подписывали, решали все на слово. Писатель решил, что дело тут в кристальной честности русских. Он просто не мог даже предположить, что среди торгующих – большое количество неграмотных людей. Но коли мы заговорили о купцах и торговле, то стоит отметить, что весь торговый процесс начинался с разведки. Купцы сами в город не ходили, товары не выставляли и цены не ставили. Они сначала выпускали приказчиков, которые общались с другими приказчиками, грузчиками, служащими и узнавали необходимую информацию, а потом докладывали хозяину, какие товары в изобилии, каких не хватает, и на основании полученных сведений уже принимали важные решения о ценах и сделках.
Но там, где в ходу большие деньги, там и большая опасность. Хочется привести отрывок из стихотворения А.В. Эйхеля:
Француз, Татарин и Британец,
Грек, Немец, Жид и Армянин,
Башкир, Хивинец, Итальянец,
Бухарец, Чудь и Славянин —
Рискуют все в игре торговли,
Для всех на ярмарке приют,
Как честный там живет под кровлей,
Так укрывается и плут.
Как отмечал историк ярмарки А.П. Мельников [42], с конца 50-х годов ХIХ века «никогда на ярмарке не было столько буйств, грабежей, как в этот период; никогда на нее не съезжалось столько всякого рода темных дельцов, мошенников, воров, шулеров». Для поддержания порядка ярмарочный город патрулировали полицейские, казаки, азиаты, кто пеший, кто конный. Однако никакие караулы казаков, гарнизонных военных команд и полицейских не обеспечивали безопасности от жуликов и воров. В отдаленных закоулках, иной раз и на главных улицах, даже среди бела дня, происходили ограбления, а в темное время суток стоило опасаться не только за кошелек, но и за свою жизнь. К открытию ярмарки стекались целые шайки разного подозрительного люда – бродяги, беспаспортные, беглые из Сибири. Главный притон их находился на пустынном и никем не контролируемом острове Мочальном, на воровском языке называвшемся «Кавказом». С этого острова делались ночные вылазки на ярмарку. Кроме того, рядом с заброшенным губернаторским садом и полуразрушенной кремлевской стеной существовал трущобный район «Миллионка». Его название никак не связано с богатством и миллионерами – это небольшая улица, где селился разный сброд и бедняки в такой концентрации, что их численность и обусловила название. Здесь купец-старообрядец Михаил Бугров (о нем мы еще поговорим) построил знаменитый бесплатный ночлежный приют, а Максим Горький, наблюдая за бытом этих людей, написал свою пьесу «На дне».
Не менее страшным местом считался и откос, тот самый, с которого теперь каждый турист любуется красотами, но тогда нижегородский откос представлял собой непролазные дебри, заросшие кустами и деревьями, куда сливали нечистоты и сбрасывали мусор. Скрывались разные люди и по постоялым дворам Кунавина, и в других прилегающих к ярмарке районах, можно сказать, что ярмарка была окружена со всех сторон воровскими шайками.
Но и на самой ярмарке в гостиницах, харчевнях, ресторанах, трактирах очень часто мошенники находились в тесной связке с хозяевами заведений и их работниками. Прислуга, обслуживавшая номера, действовала заодно с ворами, а трактирные, коридорные в гостиницах с тем и съезжались на ярмарку, чтобы при удобном случае облапошивать нетрезвых толстосумов, жалованье им платили ничтожное в расчете на то, что остальное они доберут за счет постояльцев. Половые [43] были настолько ловкими фокусниками, что на глазах у клиента могли из сдачи незаметно выхватить четвертную или красненькую, ну а о приписках в счетах можно и не говорить, этим занимались и половые, и хозяева, и конторщики. Самое интересное, что они хорошо вычисляли, с кого содрать за обслуживание, кого обсчитать или как-либо еще обмануть, видели, в какой момент это сделать, в каких градусах находится жертва, умели отвлечь внимание или, наоборот, его привлечь. Не гнушались они и «жука запустить», иначе говоря, добавить в алкоголь какое-нибудь дурманящее средство.
Путешественник Павел Пясецкий и неизвестный мужчина. 1880-е
Работали на ярмарке и дамочки с низкой социальной ответственностью. Существовали даже «правила по надзору за публичными женщинами, изданные ярмарочным комитетом и утвержденные нижегородским губернатором». Часто они маскировались под разного рода певичек. «Певицы» активно занимались обработкой гостей в пользу хозяина, соблазняя загулявших и раскручивая их на дорогие вина и угощения, помогали половым, с которыми часто были в любовной связи, работали на контролирующих их «мамаш» и не забывали про себя, любимых: вымогали подарки, у пьяных вычищали карманы, могли затеять и шантаж, если в их сети попадал благочестивый отец семейства. Например, бывали случаи, когда «добропорядочным отцам семейств» приходилось в течение нескольких лет платить таким певичкам, лишь бы не обнаружились скандальные обстоятельства, произошедшие с ними в ярмарочном увеселительном заведении. Очень точно отображает вышесказанное «песня нижегородской ярмарочной арфистки», которую записал А.С. Гациский:
Дайте мне купчину
Пьяного, в угрях,
Старого, седого,
В рваных сапогах.
От купчины салом
За версту разит
Да бумажник тертый
Радугой набит.
Он и обругает,
Он тебя прибьет,
Да зато заплатит,
Даром не уйдет.
Здесь на все торговли
Давний образец,
Я сама торгую,
Заходи, купец!
В одном заведении вблизи Мещерского озера был сад с кабинетами для встречи с девушками определенного поведения. Бывали случаи, когда загулявшие толстосумы исчезали бесследно, а потом их трупы всплывали в водах