100 великих приключений на море и на суше - Валерий Борисович Гусев. Страница 101


О книге
в них загорались зловещие радуги. Это было бы красиво, если бы не было страшно. Но они плыли к свободе. Что может быть желаннее?

Большую часть пути шли на веслах, сменяя друг друга. Пэтти гребла наравне со всеми. При благоприятном ветре ставили парус. Он так отяжелел от дождей, туманов и мокрого ветра, что шлюпка шла с большим креном. Приходилось все время вычерпывать за борт воду.

Простой батрак Уильям Брайант оказался хорошим капитаном – властным и умным. И, что не так часто в те времена случалось на море, заботливым и внимательным. Для каждого беглеца в лодке у него в особо трудную минуту находилось доброе ободряющее слово, хороший совет, но и строгий окрик при нужде.

С каждым днем становилось все труднее. Люди в шлюпке измучились. Дождь и холод, постоянная качка и неотпускающее чувство опасности, тяжелые весла, скудная пища, скромные порции воды.

Рыбак, который должен был своими снастями снабжать экипаж рыбой, отчаялся – она не ловилась. Так бывает в океане: вдруг на какое-то время безмерные косяки исчезают без следа. А на рыбу беглецы очень рассчитывали…

Недели через три не выдержал плотник и предложил вернуться.

– Чтобы получить сто плетей? – с гневом и презрением возразил капитан Брайант. – И удвоенный срок! Ни за что!

Нерешительный бунт был решительно подавлен.

Еще трое суток шли вдоль страшного Большого Барьерного рифа. Силы на исходе, закончились продукты, кончалась вода, но прохода к берегам через острозубые кораллы все не было. С правого борта – океанские валы, слева – оглушительный рев прибоя, фонтаны яростных брызг, взметаемых гигантскими акульими зубами рифов.

Брайант онемевшей рукой сжимал тяжелый румпель. Плотник и Пэтти с детьми, измученные, сжались в забытьи под обрывком парусины. Оба матроса последним силами вычерпывают воду.

Мутный рассвет. Разрыв между скалами. Десяток тревожных минут – и шлюпка в тихой и спокойной воде подходит к песчаному островку. Несколько кокосовых пальм, суетливые крабы и неторопливые черепахи. И тишина – лишь за кормой глухой и уже не опасный шум океана.

Остров, к счастью, оказался мал и, видимо, поэтому необитаем. Беглецы проспали под пальмами целые сутки. Двое суток отдыхали, пекли черепашьи яйца, варили черепаховый суп. Насытились, пополнили запасы воды и пищи и снова вышли в море.

Долог и труден путь. Море Тасманово, море Фиджи, Коралловое море, а впереди еще Арафурское и Тиморское моря.

Негостеприимные острова. На иных – высыпавшие на берег островитяне, завывая, потрясают копьями, на иных – нет ни воды, ни кокосов. Выручала рыба. Не густо, но пошла. Однажды рыбак даже подхватил на крюк небольшую акулу. Правда, чтобы не есть рыбу сырой, приходилось высаживаться на берег, затягивая тем самым и без того долгий путь.

…И вот – «верхушка» Австралии – мыс Йорк, Торресов пролив, Папуа со всеми прелестями: бананы, кокосы, людоеды.

Помня советы голландского капитана, здесь еще сильнее избегали встреч с аборигенами. Но однажды все-таки обойтись без столкновения не удалось.

Кажется, это был остров Паки. О нем капитан сказал, что на картах его нет, знают его только моряки, и назван остров в честь нередкого здесь события – возле этого острова вождя по имени Пакипаки съела акула. Обходить этот остров следует с юга и в возможно большем отдалении: аборигены на своих легких челнах шлюпку без труда догонят.

Но люди голодны и измучены. А остров безлюдный, приветливый и манящий: золотой песок побережья, высокие лохматые пальмы, крики множества вкусных птиц, сбегающие к морю прозрачные холодные ручьи… Капитан принял решение.

До берега оставались какие-то два десятка метров. И тут из зарослей с дикими воплями ринулась толпа черных аборигенов, размахивая копьями и пращами.

– Табань! – рявкнул Уильям и, бросив румпель, схватил ружье. Он всегда держал его под рукой, густо смазанное жиром – морской воздух мгновенно покрывал металл ржавчиной. Экипаж над ним тайком подсмеивался, но Уильям регулярно менял затравочный порох на полке.

Лодка замедлила ход и нехотя пошла кормой в океан – разворачиваться было некогда. Пэтти обхватила детей и прижала к себе. Брайант вскинул ружье и нажал спуск. Курок сухо щелкнул. И все…

Да, порох на полке был сухой, а вот кремень отсырел и не высек искру. Брайант выдернул его из зажима и стал лихорадочно тереть о рукав куртки. Затем снова ввинтил в курок. Ближайший воин в двух шагах взмахнул копьем, но выстрел грянул, и обливаясь кровью, тот упал. Один из матросов подхватил его копье, но в том уже не было нужды – нападавшие, охваченные ужасом, скрылись в зарослях.

Негостеприимным оказался остров. Но Брайант все же решил высадиться на нем, полагая, что напуганные выстрелом аборигены убрались подальше и повторить нападение не осмелятся.

Ночь прошла спокойно. Однако Брайант настоял держать ночные вахты поочередно с заряженным ружьем. И дал строгий наказ первому караульщику:

– Вахту держать стоя. Если сядешь на теплый песок, тут же сон сморит. Ходи туда-сюда и поглядывай не только на сушу, но и в море.

Весь следующий день занимались заготовкой продовольствия и запасами пресной воды. Затем снова вышли в море.

На небольшой шлюпке они прошли за три месяца 4000 миль. Понадобилось для этого незаурядное мужество и все силы. И твердая воля капитана. Его отменные качества: твердость и решительность, здравый смысл и неодолимое стремление к свободе.

Побег (невозможный, по сути) был тщательно продуман, безупречно подготовлен и счастливо завершен. Однако итог его печален.

В июне шлюпка ткнулась в причал голландского поселения Купанг. Измученных беглецов («потерпевших кораблекрушение у Большого Барьерного рифа») приняли доброжелательно и заботливо. Затем им помогли перебраться палубными пассажирами в Батавию, столицу голландской Ост-Индии: оттуда было больше возможностей вернуться в Европу. Но лучше бы беглецы этого не сделали.

В Батавии в это время года самый нездоровый в мире климат, и непременное его следствие – беспощадная болотная лихорадка. И первой ее жертвой стал отважный капитан Уильям Брайант, который в море не потерял ни одного члена экипажа. Он, даже умирая, заботился о них. Последними его словами был строгий наказ спутникам не проговориться об их истинном положении и лицах.

Вскоре умерли дети Брайантов и двое матросов. Плотник, очень тяжело переживавший их гибель, все-таки напился в кабаке и со слезами поведал всю историю побега случайному собутыльнику. На него донесли. Оставшихся в живых беглецов заковали в кандалы и отправили в Англию. Там их снова судили и опять приговорили к ссылке. Позже «помиловали» и заключили в Ньюгейтскую тюрьму. Пэтти Брайант освободили. Собственно, наказывать ее было не за что. Разве как пособницу беглецам. Но

Перейти на страницу: