…Медленно, устало шли фрегаты на север вдоль берега. Лаперуз искал бухту, чтобы укрыться в ней и привести корабли в порядок, запастись водой – это вечная проблема в дальних плаваниях.
Ближе к скалистым берегам с буйным прибоем идти было опасно, и Лаперуз решил обследовать прибрежную линию со шлюпок. Одной из них командовал молодой, отважный и честолюбивый лейтенант. И однажды, вернувшись на борт «Буссоли», сдержанно заметил:
– Бухта найдена, капитан! Вон там море уходит в глубь материка. – Помолчал со значением и добавил: – Не исключаю, что это не глубокая бухта, а пролив между Тихим океаном и Атлантикой.
Лаперуз сомневался: ни в описаниях Кука, ни в составленных им картах не упоминались и не были обозначены никакие бухты – отмечена почти ровная береговая линия. Либо Кук не заметил бухту, либо умышленно не нанес ее на карту.
При входе в нее оба корабля едва не погибли, оказавшись во власти прилива и отсутствия ветра. Опасность была так реальна, что «у многих на глазах, когда она миновала, появились слезы».
Посреди бухты, на островке, где обнаружили ключ с хорошей водой, поставили «обсерваторию» – парусиновую палатку с телескопом, соорудили кузню и мастерскую для починки парусов. Лаперуз не рассчитывал здесь задерживаться, но честолюбивый лейтенант настаивал на обследовании бухты, уверяя, что здесь начинается проход в Атлантику, и просил разрешения обследовать ее на шлюпках.
Лаперуз был против, но уступил…
Из трех шлюпок вернулась к кораблям только одна. Три офицера и восемнадцать матросов погибли в коварном водовороте. Это была первая беда экспедиции.
Лаперуз продолжил обследование берегов Аляски и уверился, что Кук был прав, – никакого Северо-Западного прохода не существует.
Экспедиция двинулась к югу. Калифония – Китай – Японское море – Сахалин – Камчатка. Далее – к берегам Австралии. Экспедиции шел уже третий год. Люди измучились, корабли устали. Восемь человек поразила цинга. А рабочих рук после гибели моряков у Аляски уже и так недоставало…
Самоа. Здесь, когда экипажи запасались водой, на них напали аборигены. Пришлось стрелять из ружей. Разразилось сражение. Тысяча туземцев, вооруженных дубинками и камнями, против семидесяти моряков (девять ружей на всех). На фрегаты вернулись лишь сорок восемь, причем все раненые; многие очень тяжело…
Существует версия, что в начале 1788 года английский капитан Артур Филипп возле восточного побережья Австралии, куда он доставил из Англии каторжников, встретил два французских фрегата. На одном из них его принял капитан Лаперуз. И передал ему пакет писем с просьбой доставить его в Европу, так как он намеревался осмотреть берега Австралии, посетить Новые Гебриды и острова Дружбы.
Капитан Филипп вспоминал с сочувствием: команда малочисленна для такого корабля, измождена, оборвана и понура, на палубе беспорядок, снасти явно нуждаются в замене и ремонте.
Капитан Филипп доставил письма в Европу и сдал их в Британское адмиралтейство.
Существует версия, что это была последняя весть от экспедиции Лаперуза. И эта весть очень нескоро достигла Франции.
Отношения Англии и Франции были обострены и полны недоверия, они находились меж очередными войнами. Письма Лаперуза долго и тщательно изучались в адмиралтействе. И через долгие месяцы были отправлены в адрес французского Географического общества. Общество ученых ахнуло: стало ясно, что уже тогда, когда писались эти письма, экспедиция находилась в отчаянном положении. Надо отдать должное французам – Национальным собранием было принято решение разыскать пропавшую экспедицию и оказать ей помощь.
Жозеф Монгольфье. «Так идут к звездам!»
Жозеф Монгольфье (1740–1810), средней руки предприниматель. Бумажная фабричка, которой он владел, давала ему достаточно средств для достойного существования. Но он был еще и мечтателем, искателем приключений. Приключения ему мечтались не на земле и не на море, а… в небе. Очень ему хотелось летать. Впрочем, это несбыточная места очень многих людей многих времен.
Как пришла к нему мысль о воздушном шаре? Струйка пара из носика чайника. Склеил бумажный мешочек – тот наполнился паром, но никуда не полетел, промок и расклеился. Брат Жозефа Этьен Монгольфье (1745–1799), более практичный, посоветовал наполнить бумажный мешок легким газом, который (он это знал) выделяется, если поливать кислотой железные опилки. Добыли и то и другое; соорудили приспособление. Газ (водород) пошел, но мешочек не надулся и не взлетел – оказалось, что бумага свободно пропускает его через себя. И Этьен едва не махнул рукой на затею старшего брата.
Полет воздушного шара в Лионе в 1784 г.
Но тут случилось то, что часто случалось на пороге открытий: обыденный, привычный факт оборачивается подсказкой к открытию. Дым из трубы – решение найдено. Событие, аналогичное яблоку, упавшему на голову Ньютона.
Жозеф на скорую руку, но двойным швом, сшил из легкого шелка очередной мешочек – и опыт удался: горячий дым поднял его до потолка. Тут снова подключился Этьен. Братья склеили на фабрике большой бумажный шар, разложили под ним костерок из соломы – шар благополучно вспыхнул и сгорел. Исправив ошибку, Монгольфьеры склеили второй шар, он медленно поднялся над городком и поплыл вдаль по воле ветерка. Третий шар поднялся в небо на два километра. Впрочем, кто и как их измерил, эти километры? Но, так или иначе, но научное чудо произошло – в июне 1783 года в городе Анноне взлетел первый в мире аэростат, открыв эпоху воздухоплавания.
Казалось бы, великое свершилось – следует ликовать и развивать новое транспортное средство, сулящее очень многое, даже непредсказуемое. Выделить изобретателям денег для дальнейших работ, а то и в целях поощрения. Однако, однако… В Париже это грандиозное событие оценили по-своему. Мягко говоря – нелепо. Шеф полиции маркиз д’Аржансон: «Шар братьев Монгольфье способен порушить основы обороноспособности государства и нравственности королевских подданных… Крепости сделаются бесполезными. Охрана имущества, честь женщин и девушек подвергнутся большой опасности»… Чтобы избежать ее, «придется учредить воздушные патрули, которые обрежут крылья летающим нахалам и разбойникам». Что ж, комментарии здесь, как говорится, не требуются.
Доложили его величеству Людовику XVI; он высочайше повелел с продолжением работ с шарами повременить.
Всякому новому делу нужна реклама. Это, видимо, хорошо понимал парижский профессор Жак Шарль. Его вообще заинтересовала идея, и он сделал в ее развитии шаг вперед: сшил оболочку шара из материи, покрыл его лаком и надул водородом. И устроил, как теперь говорят, красочное шоу на Марсовом поле. При огромном скоплении восторженной публики шар, как тогда писали, поднялся «на страшную высоту, пробил пелену облаков и исчез из вида». Финиш его был дик и