Следов экспедиции Лаперуза Д’Антркасто не обнаружил.
В распоряжении адмирала имелись письма и отчеты Лаперуза, поэтому идти, как говорится, ему «в кильватер» не составило труда. До определенного времени и места. Однако к основной цели экспедиции он относился невнимательно, преследуя цели иного свойства. Без особых успехов. Открытая им в 1792 г. группа небольших островов, отчасти обитаемых, особого интереса не представляла: ни научного, ни экономического, ни политического. Гористые острова, разбросанные на площади 3145 кв. километров – это, для наглядности, квадрат 180 × 180 километров. Или примерно как самый незначительный по величине департамент Франции. Потухшие вулканы, горячие источники. Ничего замечательного и значительного.
Похоже, что с равнодушным сердцем проходил Д’Антркасто мимо тех пунктов и мест, где мог получить информацию, так или иначе проясняющую судьбу экспедиции Лаперуза. Иначе не случилось бы такого…
К северу от Новых Гебрид «Поиск» и «Надежда» проходили мимо острова, который туземцы называли Ваникоро. Адмирал дал ему название своего фрегата – Поиск, даже не удосужившись обследовать его и расспросить островитян. Корабли обогнули остров, не обратив внимания на вспыхнувшие ружейные дымки на берегу, на черный дым костра.
– Кого-то жарят людоеды, – пошутил один из матросов.
Никого там не жарили. Это отчаянно сигналили кораблям Д’Антркасто оставшиеся в живых моряки с кораблей Лаперуза «Буссоли» и «Астролябии».
Может быть, это всего лишь легенда, возникшая после того, как раскрылась история экспедиции. Может быть.
Но факт, что плавание Д’Антркасто не особо удалось. Главная цель не достигнута, поиски надежд не оправдали, значительных открытий не сделано. Сам адмирал во Францию не вернулся, его погубила тяжелая болезнь цинга. Но в любом случае мореплавателям тех далеких лет нужно и должно отдавать наше уважение. Их бесстрашию, мужеству и стойкости.
Жозеф Д’Антркасто. Гравюра 1837 г.
Имя и дела Д’Антркасто не забыты, его вклад в расширение знаний человечества, пусть и не очень значительный, несомненен. Описание его путешествия подробно и с уважением сделано тремя авторами – участниками экспедиции. Его имя навсегда осталось на картах Мирового океана.
Да, многое теряет человечество на пути к прогрессу и знаниям.
Дюмон-Дюрвиль. По следам Лаперуза
Жюль Себастьян Сезар Дюмон-Дюрвиль (1790–1842) – естественно, это один человек, французский мореплаватель. В 1822–1825 годах совершил кругосветку. В 1826–1829 годах – второе кругосветное плавание с целью разыскания в океанах и морях следы погибшей экспедиции Ж. Лаперуза; обследовал несколько островных групп в Тихом океане и положил на карту часть берегов Новой Зеландии и Новой Гвинеи. В 1837–1840 годах совершил экспедицию в Антарктику, во время которой открыл море, названное его именем, Землю Луи Филиппа, остров Жуанвиля. Во всех плаваниях проводил океанографические исследования, оформленные в серьезные труды.
Как правило, каждый искатель приключений в детстве, в юности, а порой и на всю жизнь имеет своего кумира, которым он восхищается, которому по-хорошему завидует и которому хочет подражать. Дюмон-Дюрвиль был увлечен и очарован жизнью и обликом славного капитана Лаперуза, его загадочной и трагической судьбой. И, конечно, юноша мечтал стать моряком. Он рос без родителей, его воспитывал дядя, который видел племянника инженером. Но племянник в семнадцать лет ступил матросом на палубу своего первого корабля. А потом их было много, и переходил он с одного на очередной, будто взбирался по служебной лестнице: матрос, боцман, штурман, помощник капитана на «Раковине». И помогали ему в том не только любовь к профессии моряка и усердие в овладении ею, но и обширные знания географии и навигации, полученные из книг и записок великих мореходов.
На «Раковине» Дюмон-Дюрвиль ушел в Малую Азию с группой археологов. Когда начались раскопки, помощник капитана увлекся ими и был вознагражден всемирной славой – ему посчастливилось найти знаменитую греческую статую – Венеру Милосскую. В ученых кругах зазвучало его имя. Но Дюмон-Дюрвиль все-таки был не столько археологом, сколько моряком: не копаться в земле, а бороздить океанские воды; делать открытия в морях, а не на суше. В 1825 году он уже был капитаном «Раковины». И начал настойчиво добиваться разрешения на розыски пропавшей экспедиции Лаперуза. Вряд ли Дюмон-Дюрвиль надеялся отыскать кого-либо из экипажей «Буссоли» и «Астролябии» – ведь прошло уже сорок лет после их выхода в море, – но он считал своим долгом моряка и гражданина достоверно узнать об их судьбе.
Дюмон-Дюрвиль добился разрешения экспедиции и в 1826 году, переименовав свою «Раковину», вышел в море на своей «Астролябии», чтобы отыскать следы «Астролябии» Лаперуза.
Понятно, название для корабля «Ракушка» или «Омар» не совсем приятное и полезное. И понятно почему: как говаривал знаменитый капитан Врунгель, «как судно назовется, так оно и поплывет». Назвать же свой фрегат «Буссолью», которой непосредственно командовал Лаперуз, Дюмон-Дюрвиль поскромничал, полагая, что не имеет на это морального права, не заслужил его своими скромными достижения и в мореплавании.
Дюмон-Дюрвиль. Гравюра 1833 г.
Дюмон-Дюрвиль не искал приключений, он искал следы пропавшей экспедиции, а приключения находили его сами…
Экспедиция Д’Антркасто никаких сведений о Лаперузе не доставила, но она шла по его следам, и Дюмон-Дюрвиль пошел этим же путем к островам Дружбы (Полинезия), к наиболее вероятному месту, где он мог более тщательно обследовать прибрежные воды. Здесь, возле острова Тонгатабу, «Астролябия» попала в крайне опасное приключение, которое не прерывалось… шестнадцать дней. А экипаж ее подвергался двойной опасности – жестокий шторм посреди рифов и воинственные островитяне. Продвинутые, как бы сейчас про них сказали: у них были не только ружья, но даже пушка…
«Астролябия» шла узким проливом. Ветер, усиливаясь, перешел в ураган. Максимально убавили паруса, оставив только те, что обеспечивали управляемость судна. Его стремительно несло течением и ветром. Неожиданно путь преградил барьерный риф. Волны, разбиваясь об него, взлетали каскадами до верхушек стеньг.
Убрали все паруса, бросили якорь. Бесполезно. Бросили второй. До смертельных скал оставались десятки секунд. К счастью, якоря забрали грунт, и «Астролябия», натянув якорные цепи, остановила свой бег к гибели.
Судно начали тяжело бить огромные валы. Оно дрожало, металось на цепях, как плененный тигр. Мачты раскачивались, корпус скрипел и трещал. В любую секунду «Астролябию» могло сорвать с якорей и бросить на рифы.
Якоря все-таки держали, цепи все-таки выдержали. Но положение все-таки оставалось крайне