Как-то на одном острове попали на устричную отмель. Это был праздник – сварили котел устриц да еще добавили в него раскрошенных галет.
День за днем… Архипелаг Фиджи. Почти миновали его, но поперек курса пошли вдруг две большие парусные пироги. Баркас в это время шел под парусом, Блай приказал в помощь ему «весла на воду». Два часа шла эта гонка, по сути, в борьбе за жизнь. Ведь в те времена фиджийцы считались самыми жестокими и коварными людоедами южных морей. Более кровожадными даже людоедов «страшных Соломоновых островов».
Свежий ветер прибавил баркасу скорости. Аборигены разочарованно отказались от погони.
…Скалистые острова в окружении рифов. Блай удовлетворенно наносил их на карту, давая имена в честь друзей и покровителей, но высаживаться на берег не решался, хотя в этом была крайняя нужда. Команда потребовала раздать свинину. Блай резко отказал, но выдал по чайной ложке рома.
Из судового журнала: «Люди выглядели скорее мертвыми, чем живыми… У всех ужасный вид, и все с отчаянием и надеждой смотрели на меня… Из-за сырости почти не приходится спать, просыпаешься от судорог и боли в костях… Мы страдаем невыносимо. Нас поливает дождем и морской водой так, что глаза ничего не видят… Мы страшно зябнем… Наше нынешнее положение заставило бы дрогнуть самого храброго моряка». Но никак не Блая. Он страдает больше всех (у него даже было несколько обмороков). Но лучше всех держится. И всячески старается подбодрить (словом, а то и кулаком) измученных людей.
«Сегодня мы бедствуем еще больше, чем вчера». Экипаж в отчаянии, но Блай, что совершенно невероятно в этих условиях, сообщает, что решил в очередной раз уменьшить дневной рацион. И – что тоже совершенно невероятно – это решение не вызвало бунта. А каких сил и мужества оно ему стоило?
День за днем… То изнуряющая жара, то ледяные ливни. То безумный шторм, то совершенно мертвый штиль, когда изнуренные люди были вынуждены ворочать тяжелые весла.
Большой Барьерный риф у восточных берегов Австралии. Глухой рокот, яростные буруны. Здесь, в этих коварных водах между рифом и восточным побережьем, до Блая побывал только Кук, и проходы к островам были неизвестны и неизведанны. Шли долго вдоль рифа, проход все-таки нашли к островку, где устроились на отдых и занялись сбором устриц. Разбрелись по острову, ловили спящих крачек – здесь их были полчища. Но «улов» был жалок – не хватало сноровки. Впрочем, не у всех. Один их матросов, уединившись, поймал аж девять птиц и втихомолку их съел. Узнав об этом, Блай нещадно поколотил его. Что ж, капитан был справедливым человеком.
День за днем. За кормой все больше миль. Баркас упорно шел на север, вдоль побережья. Кейп-Йорк, Торресов пролив, Арафурское море. Плыть оставалось, по расчетам Блая, менее полутора недель. Настроение у экипажа приподнятое, самочувствие ужасное: слабость, бессонница, отечность ног, боль в суставах, в каждой косточке. Блай увеличил рацион галет.
Остров Тимор! Конечный пункт! Изнемогая, гребли из последних сил, так как отвесный берег острова перекрыл ветер. Наконец-то Купанг! Начальник порта, бывалый моряк, тут же распорядился в отношении завтрака. Блай вспоминал: «испуганные взгляды наших спасителей при виде стольких привидений, страшные лица коих вызвали бы скорее отвращение, чем жалость, не будь известно, что им пришлось перенести. От нас остались кожа да кости, ноги и руки покрыты язвами, одежда превратилась в лохмотья. Мы плакали от радости и благодарности, а тиморцы смотрели на нас с ужасом, удивлением и состраданием».
Губернатор отвел Блаю красивый и просторный дом. Остальных намеревался разместить на каком-то корабле. «Грубый, жестокий и черствый» Блай потребовал, чтобы все его люди также отдыхали в губернаторском доме.
А Блай, не отдохнув, тут же сел за работу – составил список мятежников и вручил его властям, а затем написал подробный доклад адмиралтейству о том, что произошло на борту «Баунти»: «Честь моя не запятнана». Написал несколько писем, и в первую очередь дорогой супруге Бетси и милым деткам.
Оказии в Европу предстояло ожидать в Батавии. К тому же между ней и Купангом регулярного сообщения не было. Блаю пришлось купить небольшую шхуну (не многим более его баркаса, но чуть комфортабельнее – у нее были рубка и кубрик).
Пока его люди отдыхали и набирались сил, Блай готовил к плаванию шхуну, неутомимо вел «путевые заметки», где фиксировал все, достойное внимания и пользы: цены на рынке, работорговля, погребальные обряды, способы выращивания риса, нравы местного населения. Поистине – творческий и любознательный человек…
На шхуне предстояло пройти еще почти две тысячи миль. Но они дались несравненно легче: люди отдохнули, продовольствия было в достатке.
Плавание до Батавии длилось тоже сорок два дня. А из Батавии в Европу людям Блая пришлось добираться на разных судах. Еще пять месяцев в пути. В Англию из девятнадцати человек вернулись только двенадцать. Но сказать в пользу капитана Блая: никто не умер под его рукой, когда жизнь доверившихся ему моряков ежеминутно находилась в опасности – он превосходный был командир и капитан.
В Англии вместе с триумфом Блай с достоинством выдержал военный суд: закон требовал определить виновного в потере «Баунти». «Суд объявляет лейтенанта Блая (он капитан корабля, но лейтенант по званию) и тех из его офицеров и членов команды, кои возвратились в Англию, полностью оправданными». Вскоре Блая произвели в капитаны, а затем адмиралтейство отметило его заслуги, присвоив звание капитана первого ранга.
Дальнейшая судьба Блая также отличилась вздорной и отважной бурностью. Несколько морских сражений, где он умело и успешно командовал линейным кораблем, заслужив горячее одобрение самого Нельсона. Привлечение к военному суду по обвинению в «тиранстве и недостойном офицера и джентльмена поведении». (В основном это была грозная брань с оригинальными выражениями.) Поэтому заседание суда было веселым и вынесено было подсудимому порицание.
В начале XIX века Блай заступил на должность губернатора Нового Южного Уэльса. Здесь он отличился еще ярче: так ревностно повел борьбу против злоупотреблений властью и пьянством, что вызвал бунт офицеров, которые самовольно сместили его с должности и несколько месяцев продержали в заточении. На этом государственная служба Блая завершилась. Много заслуг, как мы видим, и в том числе – три бунта (не считая мимолетных на баркасе). Что бы о нем ни говорили и ни писали, а весьма был разносторонний человек, тоже