Подошел к массивной деревянной двери и громко постучал. Ее открыл другой слуга, тоже из северных земель. За годы моего отсутствия их стало гораздо больше. В этом вопросе я разделял отношение Ольги: неправильно принуждать людей. Но я не у себя дома и не могу ничего изменить. Остается надеяться на Кималана. Если он освободится и вернется в наш мир, то северные земли снова наполнятся живительной водой, а с ней в них придет и полноценная жизнь.
Пока я раздумывал, застыв на пороге, слуга уже вернулся и сделал приглашающий жест. Миновав просторную, богато обставленную гостиную, я направился к открытой двери в кабинет отца. Он сидел на массивном кожаном кресле и смотрел на меня в упор.
– Быстро ты, – сказал он ленивым голосом, закидывая ногу на ногу. – Садись.
Мысленно пожелав себе терпения, я не спеша прошел и опустился на низенький диванчик напротив него. Тело неприятно утонуло в мягкости сиденья. Пришлось поерзать, чтобы принять удобную позу.
Краешек губы отца дернулся в едва заметной усмешке. Сидеть было некомфортно, но я все же смог разместить свои длинные ноги, закинув одну на другую. Руки пришлось забросить на спинку. Взгляд отца переместился на обрубок правой кисти. Родитель заметно скривился.
Я мысленно ухмыльнулся. Неприятно видеть калеку? Я специально пару раз постучал искалеченной рукой по дивану. От вида брезгливой мины отца мне стало весело. Едва сдержав улыбку, я спросил:
– Где Ситан и Орсато?
Отца передернуло от упоминания имен моих братьев. Интересно, что они-то натворили, чтобы заслужить такое презрение? Отец не спешил отвечать, но, видя упрямство в моем взгляде, нехотя процедил сквозь зубы:
– Ситан сочетался лааси с младшей дочерью Имма из восточного сидэ и уехал туда прозябать приживалкой.
Я снова едва сдержал улыбку. Такой брак означает, что брату не светит стать главой этого сидэ. И его детям тоже. А тот факт, что он уехал в дом своей лааси, и вовсе не по правилам. Обычно, наоборот. Но за Ситана я был искренне рад. Сумел-таки выбраться из цепких лап отца. А судя по реакции папаши, еще и умудряется жить счастливо.
– А Орсато?
– Кто его знает! – рявкнул отец, теряя терпение. – Шляется везде, как бродячий дзак. Песенки свои поет да пьет беспробудно. Толку никакого от него.
Стало не по себе. Орсато всегда был чувствительным. Худощавый, высокий, с длинными пальцами, из-под которых выходили прекрасные рисунки или чарующая музыка. Но разве искусство ценно для отца? Только сила, только власть. Нужно бы разыскать брата, если успею.
– Но теперь хоть ты вернулся, – проговорил он так, словно подавал мне милостыню, и оценивающе глянул на меня.
Стало неприятно, но показать отцу эмоции значило принять поражение и прогнуться под него. Вместо ответа я спросил:
– За время моего отсутствия у меня появились еще братья или сестры?
– Нет, – едва не рыча ответил отец. – Бестолковые бабы, чахлые дети. Только твоя мать меня радовала, но и та бросила.
Захотелось подойти и врезать ему по морде, чтобы зубы разлетелись по его идеальному кабинету. Бездушная тварь! Умудрился мою мать обвинить в ее же смерти. Чья вина, что она умерла, даже не дожив до моего пятого оборота? Отец не дал ей и года перерыва между родами. Дайхов скот!
– Я здесь надолго не задержусь, – еле держа себя в руках, сказал я.
Отец нахмурился, словно не веря, что я смею ему перечить. Он откинул голову на спинку кресла и, глядя на меня свысока, спросил:
– И куда ты собрался?
– Обратно, – спокойно ответил я.
Громкий смех отца разнесся по кабинету и утонул в сводах высокого потолка.
– Не дури. Два восточных сидэ скоро останутся без глав. Я устрою так, что ты станешь их главой. Тогда мы присоединим их к моему сидэ, и он станет больше в полтора раза. Схема уже готова, нужен только толковый и надежный человек типа тебя.
Я чуть с дивана не грохнулся. Толковый? Я? Когда это я успел таким стать в его глазах? Двенадцать лет назад я был самым бестолковым идиотом, посмевшим ослушаться его воли.
– Я здесь только с одной целью. Как закончу, уеду. Благодарю за гостеприимство, – спокойно ответил я.
Последние слова едва выдавил из себя, но чего не сделаешь ради возврата кисти. Отец угрожающе прищурился и задумался, глядя на меня в упор. Затем ядовито хмыкнул и со злым смешком спросил:
– Ты про руку свою что ли? Надеешься забрать ее у Маола?
– Да, – ровным тоном ответил я.
Отец неопределенно хмыкнул. Его взгляд стал отстраненно стеклянным, и я понял, что наша встреча закончена. Он всегда таким способом давал знать, что больше не желает разговаривать. Я был рад поскорее покинуть его. Поднялся и, сухо попрощавшись, пошел на выход, когда он меня окликнул.
– Грэгхор, подойди.
Олман встал и приблизился к своему столу. В руках у него был мешочек из ярко-бирюзовой ткани. Я нехотя вернулся к отцу.
– Это твое. Дай руку, – сказал он и развязал мешочек.
Я протянул ладонь, и он вывалил на нее драгоценность. Невольная улыбка вылезла на мое лицо. Мамино ожерелье. Часть ее наследства, которое она оставила детям. Разумеется, в забытые земли мне украшение с собой не дали.
Я нахмурился. С чего отец такой щедрый? Решил меня подкупить? Из него обычно ничего не выбить. Я уже давно отказался от наследства, которое когда-то принадлежало мне. И сейчас первой мыслью было вернуть ему ожерелье. Но отец меня опередил:
– Для твоей даами.
Моя рука дрогнула. Вспомнились слова Ольги про подарок на наш даами. Она тогда пошутила, но мне стало неприятно. Я ведь действительно ничего ей не преподнес. Хоть союз и был фарсом, но все же…
– Спасибо, – холодно ответил я.
Благодарно кивнул и направился к выходу, с силой сжимая в руке ожерелье матери. В голове крутилась лишь одна мысль: поскорее бы отсюда убраться. Пыльные степи и мой дакриш казались мне самым желанным местом в Хирнэлоне. Здесь, в центре цивилизации, я задыхался.
Сладкий запах цветов в вазах вызывал рвотные позывы, и я поспешил на улицу. Быстрым шагом дошел до боковой двери и выскочил на террасу. Вдохнул глубоко и застыл. Чутье подсказало: я не один. Краем глаза уловив движение, я резко повернулся,