Мартинес замолчал, преувеличенно внимательно относясь к сигаре — он прекрасно понимал, что навязывать свое видение диктатору не стоит, тот сам должен все обдумать, взять его слова за основу и уже внедрять в жизнь как свое собственное решение. Без таких манипуляций трудно влиять на правителей, а Лопесы ими стали, причем наследственными, по типу пожизненных консулов. И возмущаются этим положением из-за границ, хотя там «демократиями» и не пахнет, сплошной фарс. А вот в самом Парагвае таким положением довольны, и нет никаких политических «игрищ», что разобщают нацию. У самого Алехандро давно сложилось стойкое мнение, что вся эта так называемая «борьба за демократию» не более чем отработанный механизм оставления при власти во всех странах Нового Света компрадорской буржуазии и латифундистов, которых интересует исключительно собственное обогащение, а отнюдь не интересы всего народа. Единственная стоящая сейчас особняком страна это Парагвай — тут нет олигархов, а клан Лопесов таковыми не является, чтобы там не писали про него в «свободной» буржуазной прессе. И понятно почему — мало победить, необходимо ошельмовать поверженного противника, и тем прикрыть свои собственные подлости и гнусности. Только сам народ не проведешь, у гуарани есть своя память, не навязанная извне, и они хорошо помнили даже через полтора века как поступили «соседи» с их страной, и какие бы «мосты дружбы» потом не строили.
— Буэнос-Айрес должен сжечь генерал Уркис, мы тут не причем — пусть сводят старые счеты, — после долгого молчания произнес Лопес. И негромко спросил, постукивая пальцами по подлокотнику кресла:
— В воссозданную конфедерацию должна войти Аргентина, Уругвай и наша страна, как я понимаю. Ведь так?
— Не совсем так, хефе, вернее совсем не так. Такая «Ла-Плата» не будет иметь устойчивости, и со временем аргентинские власти захотят править более слабейшими членами, давя на Асунсьон и Монтевидео. Нет, сама Аргентина должна стать конфедерацией, в ней должны быть на особом положении столичная провинция и обе провинции «междуречья». Иметь свой голос в общем собрании конфедерации, число участников которой вырастет до пяти. Сговор двоих против одного провести легко, а вот четверых против одного невозможно, тем более таких участников.
Лопес хмыкнул и неожиданно расхохотался, причем искренне, даже слезы на глазах выступили. Утерев их платком, он негромко произнес:
— Ты прав, Алехандро — в такой ситуации аргентинские политики никогда не сговорятся. Буэнос-Айрес будет враждебно относиться к конфедерации, особенно после «пожара». А провинции Энтре-Риос с Коррьентесом подозрительно к ним обоим, и лояльно к нам, как к единственной поддержке. Это ты хорошо задумал, теперь только в жизнь воплотить. Только давай сразу договоримся — честно расскажешь мне о «Боливарианском союзе», без всяких недомолвок и умолчаний. Я знаю, что кто такие социалисты, их учение, есть те, кто про это пишет, приходилось читать. Но ты видел социализм воочию, и для меня важно не допустить ошибок. Не желаю копить богатства и другим не дам — у всех людей должна быть достойная жизнь, как учили наших предков отцы-иезуиты. Они ведь построили нашу страну на учение Христовом, и другой такой просто нет. Как и нет богатеев, что имеют в своих руках богатства, которые должны принадлежать всем тем, кто их создает.
От такого «пассажа» Мартинес окаменел, а Лопес остановился, задумчиво посмотрел в раскрытый иллюминатор — бывать на «Такаури» он любил, корабль являлся своего рода личной яхтой, пусть и под военным флагом.
— Если потребуется, то наши порядки будут распространены во всех провинциях «Ла-Платы», тогда у народа будет земля и великая цель построения будущего для своих детей и потомков. А ради такого стоит жить и умереть, сражаясь, лишь бы процветала твоя страна. И наши парагвайцы будут биться за это самое будущее до последнего вздоха…
Нынешние руины металлургического завода «Ла-Росада», который много сделал для того, чтобы парагвайцы сражались против многократно превосходящей их по силам коалиции долгие пять с лишним лет…
Часть третья
Глава 24
— Все же мы их дожали, капитулировали от безнадежности. Теперь одна проблема — как прокормить такую прорву народа? Хотя о чем я говорю, поля засеяны, стада пасутся — кукурузные лепешки с куском мяса на всех найдутся, как и кружка мате. И никто над ними не изгаляется, больных лечат…
Лопес полностью сдержал данное слово — лагерь интервентов, разбитый в гиблом месте на берегу Параны, больше напоминал огромный лазарет, чем полевую стоянку войск. Надо отдать должное — они продержались долго, две недели, лишенные подвоза самого необходимого, ни кукурузного зерна, ни пшеничного, солдаты так и не получили, блокада на реке была установлена плотная. Президент Митре, вместо того чтобы пойти на переговоры и заключать если не мир, то перемирие, уговорил генералов на дерзкое, но самоубийственное наступление — пройти через болота, опрокинув парагвайские заслоны, и захватить штурмом крепость Умаите, и лишь оттуда начать переговоры с Лопесом. Обладая определенным красноречием, он убедил всех на это выступление, а личной храбрости и решительности хватило, чтобы сражаться в первых рядах наступающих. Но после того как за два дня положили на болотах пять тысяч солдат и офицеров убитыми и раненными, наступило протрезвление — все осознали, что оказались в ловушке, куда их и завел главнокомандующий «союзной» армией. Понятно, что Митре хотел героически погибнуть в бою, чтобы остаться в народной памяти, только ему не повезло — нахлебался болотной воды и в три дня «сгорел» от лихорадки, в беспамятстве, что-то непонятное бормоча.
Затем вместе с голодом пришла не менее кошмарная беда — тотальная дизентерия. Страшнее парагвайских пуль и картечи она косила солдат, и тут даже самые «упертые» поняли, что нужно сдаваться на любых условиях, иначе собственные подчиненные просто растерзают. К этому времени болезни доконали многих генералов, включая уругвайского президента — заболевания ЖКТ страшная вещь, от беспрерывного поноса и рвоты больные люди быстро слабеют, а распространение хвори получило стихийный характер — от постоянного недоедания чего только не ели, даже то, что принимать в пищу не только отвратно, но смертельно опасно.
— А заодно «мозги промывают», что только во благо пойдет. Правильно «команданте» говорил, что любой коренной житель континента