Создание общежительных монастырей
В основе создания монастыря должен лежать монашеский духовный подвиг, а не просто чья‐то воля и чьи‐то средства. Это было уже у киево‐печерских отцов, но их идеал устроения монастыря не нашел тогда продолжения в Киевской Руси. Почему же он нашел продолжение у прп. Сергия, который хотя и мог бы взять за основу киевский опыт, но взял новгородский. В Новгороде пустынножительство все время имело продолжение, хотя и не оно создавало тот искомый новгородский духовно‐культурный фон (лицо Новгородской Земли), на который ориентировались новгородцы, поэтому там оно не стало идеалом для общества. Тем не менее то малое, что имелось в Новгороде, но не считалось важным (так как было лишено государственно‐властной воли и больших средств), стало для прп. Сергия великим и востребованным. Духовный опыт, ориентированный на отшельничество, одиночество, в отличие от опыта мистического, созерцательного, который приобретали киево‐печерские монахи, и позволял расширять границы пространства, охватить всю землю и только за счет этого фактора — иметь продолжение, своего рода тиражирование. Вот почему для прп. Сергия первостепенное значение играет собеседничество с близкими по духу пустынниками и подвижниками и ученичество, позволяющее из рук в руки, по‐апостольски, готовить смену и продолжение. Житие преподобного говорит о том, как долго в молодой монастырской общине находилось двенадцать человек, во образ двенадцати апостолов; говорит и об именах первых насельников; о славе троицкого игумена, гремевшей по всей Руси, так что к нему из самых разных мест приходили монахи, даже уже умудренные, в должностях игуменов и архимандритов, и просили возможности возле него пожить и поучиться. Это острейшее желание учиться — через книгу, через слово и пример — очень характерная черта нового монастыря. Через это прошел сам прп. Сергий и этому учил других, этой атмосферой ученичества был наполнен воздух всех монастырей Северной Фиваиды.
Ни один из тех, кто основывал известные и крупные монастыри, не был лишен длительного периода ученичества, поэтому именно ученичество было самым первым и необходимым этапом существования монастыря «сергиевой традиции». Что касается собеседничества, то оно распространялось на круг лиц, духовно близких прп. Сергию, таких как святитель Алексей, митрополит Московский, епископ Пермский Стефан, прп. Димитрий Прилуцкий и др., — и также являлось важным элементом формирования монастырского единства, в рамках закладывания фундамента новой традиции. Через этот механизм устанавливались горизонтальные связи, формировалась единая ойкумена нового монашеского делания. Основание новых обителей, таким образом, строилось на принципе духовного подвига, на который были, конечно, способны не все, но только ученики, которые, подобно своему учителю, готовы были «терпеть одиночество» ради Бога, жизнь которых и состояла в реализации своего опыта через создание новых очагов пустынножительства. Как и Троицкая обитель прп. Сергия, эти места новых монашеских подвигов не были рассчитаны на создание рядом с ними мирских посадов и селений, на помощь и благотворительность, но по Божьей воле все это происходило.
С самого начала существования этих монастырей для них обозначилась опасность обмирщения в той или иной степени — через богатые вклады, в том числе земельные, через покровительство власти, через потоки богомольцев, стремившихся побывать здесь, посмотреть и поучиться. Эта опасность обозначалась уже в существовании среди монашествующих, не только учеников, но и просто насельников, людей, которые не ищут подвига, а лишь формально стараются жить «по уставу». Таких было большинство в монастыре, но при наличии такого ревностного игумена, каким был прп. Сергий, они были обычными монахами, пребывали в послушании и несли свои тяготы отшельнической жизни, хотя подвигов и не искали. Однако эта среда, в случае ослабления над ними внешнего контроля, была способна терять духовную бдительность, проявлять духовную расслабленность. Был, например, в Сергиевой пустыни и экстраординарный случай самозванчества — претензии не только на ученичество, но и на смену традиции в ней самой. Так, брат преподобного Стефан, казалось бы опытный монах, прошедший искус в Московском Богоявленском монастыре, стал претендовать здесь на права основателя традиции, заявив о своем «первородстве», и преподобному ничего не оставалось делать, как только тихо уйти из родной обители и основать в другом месте новый — Киржачский — монастырь. Прп. Сергий не на словах, а на деле показывал брату, каким должен быть путь ученика и родоначальника традиции.
В еще большей степени обмирщение приходило через дары, которые монастырь получал как пожертвования. Эта опасность обозначилась уже при отце‐основателе. О ней беспокоится и другой известный святой и ученик прп. Сергия — прп. Кирилл Белозерский. Например, один из ярчайших представителей школы прп. Сергия — прп. Кирилл Белозерский (ум. 1427 г.; из московских бояр Вельяминовых), принимая мирское подаяние на монастырь, отказывался от даров в виде земельных угодий, рассуждая так: «Если станем иметь села, из того выйдут заботы для братии о земле; явятся поселенцы и рядники, безмолвие иноческое нарушится. Потому благотворителю послан был такой ответ: „Тебе угодно, человек Божий, дать село в дом Богоматери на пропитание братии, но вместо 50 мер ржи, которые ты давал каждый год, отпускай нам сто, если можешь, — мы будем тем довольны; а селами владей сам — для братии они не полезны“» [1490]. В другой раз преподобный сказал боярину‐дарителю: «При жизни моей не требую сел, по смерти же моей, делайте как хотите… я против ничего не имею» [1491]. Сам прп. Сергий Радонежский, как считается, допускал получать для своей обители земельные пожертвования [1492]. На это есть косвенные указания и в житии преподобного [1493].
Общежительные формы существования монастыря предполагали общий труд монашествующих, наличие необходимой земли для обработки и пропитания, затраты на книжное дело и благотворительность (приют странникам, помощь всем нуждающимся, в том числе крестьянам в голодные годы). В этом случае общежительный монастырь в его московском, а не новгородском изводе (т. е. полностью общежительный) предполагал сосуществование пустыни (как начального этапа существования монастыря), которая постепенно становилась крупным монастырем, тесно привязанным не только к узко монашеским устоям, но и к делам милосердия и благотворительности. В Новгороде эти две ипостаси были разведены и существовали отдельно, в московской же традиции их соединили, выдвинув на первый план пустынножительные функции монастыря. Между тем и в московской традиции со временем, уже во второй половине XV в., появляется альтернатива сергиевой традиции, какой она сложилась к этому времени. Речь идет о появлении искомых партий не-стяжателей и иосифлян. Первые стали опасаться за дальнейшую судьбу сергиевой традиции, когда частные пожертвования и государственная опека все теснее стали опутывать жизнь общежительного монастыря и влиять негативно на его внутреннюю жизнь. Прп.