— Почему вы думаете, что ваш офицер пострадал по туркменской линии?
— Мы не думаем. Мы знаем. Мы хотим знать больше, а вернее все. И Ваше удивление мне самому удивительно, ведь мы уже брали здесь ваших, так сказать, коллег… Хотя ведь вы конкретно ВПК представляете?
— Это были недобросовестные коллеги. Мы проведем расследование… У нас высокая раскрываемость преступлений. И кстати, уважаемый, одной такой группе мы уже вышли на след, но исполнитель затерялся в ваших бескрайних краях… — Аллаков задумался и вдруг решился: — Так скажу: найдем вражину, обещаю. В самые сжатые сроки. Но тогда и вы нам. Согласно договору. По рукам, уважаемый?
— Ваш ход первый. Надо мной нет ни «вашего», ни «нашего». Видите, простая крыша над головой. Но ничего, выживаем, а иногда и живем. Оставьте мне ваши координаты, и мы поддержим связь. Ведь мир электронной почты для вас открыт?
Полковник прикусил губу. И компьютер у него был, и адрес служебный имелся, но он его за ненадобностью не помнил. Кому письма-то писать?
Миронов усмехнулся:
— Везде одни проблемы. Зря наши предки, ошалев от наличия интеллекта, столь упорно взялись разрушать родо-племенной строй. В конце концов, государства отомрут, а на смену им вернутся сети кланов, соединенные энергией ветра и интернет-сигналами, идущими по световодам. Как вы смотрите на такую прогностику?
Но Аллакову было не до прогностики. Получалось, что два дипломата зеленых денег ушли на выяснение адреса электронной почты самоуверенного пенсионера? И свинья бы с ними, с дипломатами, ведь не свои и не последние, но если об этом узнают в Ашхабаде… О ходе всей московской операции. Лучше и не думать… Как бы то ни было, ему необходимо вызволить из плена двух сотрудников, а там еще посмотрим, кто кого. Мерзавец, старый кот!
Миронов сиял самой отвратительной из всех отвратительных, на вкус Аллакова, насмешек. Аллакову пришел в голову ход:
— Вы правы, уважаемый. Мы просто слишком узко смотрим на вещи. Как советовал мудрец поэту, слагающий песнь любви часто вспоминает о луне, но изучающий луну и не думает о песне. Вот я и подумал… Что вы знаете о старике-пакистанце?
— Том, который…
— Да, том, о котором ложь изо лжи разнес по миру собака журналист.
— А что известно о нем вам? Из того, что не солгал журналист?
— Видите, доска повернулась. Кто-то из мудрецов говорил, что мир — шахматная доска…
— А другой мудрец сказал, что он умер бы с голода, если бы его жена, лишенная мудрости, не умела торговать на базаре, — вмешался Раф. Встреча, по его мнению, и так затянулась, а от чеченцев можно было еще ожидать какого угодно фокуса.
— Давайте создадим СП. Совместный проект по поиску старика. Он причастен к покушению на вашего товарища (Аллаков рискнул бросить в бой удобную ему гипотезу. Он тоже не лыком шит, этот полковник Аллаков!). И у нас к нему интерес велик и не мал. Можем обмениваться. Ко взаимной выгоде.
Миронов одобрительно кивнул и вновь потянулся за коньяком. Ловкость оппонента порадовала его. Хорошие кадры все же готовили!
— Проект в духе времени. Удобен. Вашему и нашему может понравиться…
— Именно. Золотые слова! Только теперь ход за вами. Отпустите моих людей.
* * *
— И вы отдадите им журналиста Чары? — спросил Игорь у Миронова, когда Аллаков покинул кафе через главный вход, а Андреич — через служебный. Балашов без бронежилета казался себе маленьким и ущербным.
— Взросление, Игорь, — процесс дробный. Как лестница. Пора уже тебе на высокий этаж. Может быть, Раф тебе последнюю возможность для естественного роста предоставил. По мягкосердию.
Миронов был удовлетворен переговорами выше меры. И только непонятная уступчивость Шарифа, допустившего Игоря сперва на стрелку, а потом и в подсобку, омрачила радость успеха.
— А что, Андрей Андреич? Считайте, новая глава уже написана. А то и целая книга… — не пожелал принять эту заботу Раф.
— Есть такие главы, которые лучше не писать. А то вопросы задает безграмотные…
А Балашов понимал Миронова. Но ему стало все равно, что о его вопросе подумает Миронов. Да, он повзрослел в той мере, в которой взрослость — это ответственность за конкретное.
— Так вы отдадите?
— Ступай домой, страдательный залог! А мы посовещаемся. В узком кругу специалистов. Тебя-то мы уже вытянули.
И Балашов отправился домой. Что ж, все верно. Если подвести черту под прошлым, то несправедливо оставлять в нем только «Галиного себя». Подобное подобным, противоположное — к противоположному. Миронов — движитель его похода в новую землю — тоже должен отпасть, отчлениться, как ступень от ракеты. Технология восхождения.
В квартире еще царил запах сигарет. Вопреки смертельному желанию спать, Игорь уснуть не смог. Стоило закрыть глаза, как ему казалось, что рядом, в кресле, сидит и смотрит на него грустный участковый Рябов. Он позвонил Логинову и, к собственному удивлению и испугу, застал его.
— Что с тобой? — сразу спросил Логинов.
— А с тобой?
— Возможно, начинаю жить. Германия себя оправдала.
— Ты влюблен, что ли? А меня чуть жизни не лишили.
— Dummkopf. Du bist [35]. Умные люди моего возраста перестают любить даже себя. Маша вернулась?
Игорь поймал себя на том, что весь день не думал о Маше.
— Другие новости. Меня едва не убили! Туркмена надо прятать. «Афганец» его не удержит.
Игорю очень хотелось избежать слова «сдаст». Ответ Логинова озадачил Балашова.
— Ай, что туркмен… Рыба в Каспии. Рыбу в море разве спрячешь? Я о другом подумал намедни: вот мы с тобой у меня на кухне копья ломали о щиты — Сталина ли, идею ли объединительную, орден ли храмовников, или раздробить Россию миру во спасение. Все Россия, Россия… А ведь век XXI нас с тобой, российских интеллигентов, освободил от ответственности. Освободил. Живи, не мучайся! Прошлый век весь под нашим знаком прошел: революция, коммунистическая идея, неприятие свободы богатых. Новое христианство земное. Под конец века оное было побеждено, но