— Логинов, это же какая мерзость выйдет? Человек, может быть, Кеглера спас, меня, может быть. Да самого Миронова… Ты выведи его. Пока не поздно.
— Я вот что думаю. Почему у нас на глазах сменилась парадигма? Язык понятий и символов. Ты улавливаешь? От Маркса, Ленина и Сталина — к Зие Хану Назари и господину Бушу? А мне только одного не хватало символа, третьего, среднего. Не хватало Иудея. Вечного Жида. Ты по сути прав. Во всем нужно искать вечное, мой писатель, мой друг.
Логинов не желал прислушиваться к заботам Балашова. Только когда тот, отчаявшись, в сердцах выкрикнул, что смертельно устал и от Маши, и от Миронова, и от Логинова, Владимир услышал.
— А я знаешь как устал? Туркмен сам уплывет и выплывет, но он — коллатеральная жертва. Зато ты теперь понял, чем платишь за мироновщину. И плати. Девственность свою потерял, так теперь, может, родишь что-нибудь достойное. А убить тебя не убьют, не переживай. Твоя гибель, не дай бог, такую энергию высвободит — что там Хиросима, там Земля схлопнется.
Логинов положил трубку.
* * *
Схема Аллакова действительно приглянулась верхам. Кооперация спецслужб в борьбе с терроризмом, сохранение конфиденциальности, мягкое сведение к нулю всяческих политических неудобств, возникших в связи с Кеглерами… Хорошо.
Для туркменского руководства, получившего от Аллакова отчет о блестящей операции (естественно, в отчете отсутствовал эпизод о пленении туркменских чекистов), крохотное препятствие в лице стрелка, покушавшегося на полковника ФСБ по неким личным мотивам, никоим образом заботы не вызвало. В самом деле, разве трудно найти убийцу в государстве с такими послушными заключенными… Есть столько способов убедить людей взять на себя чужой грех… Пусть себе русские ищут таинственного старика-пакистанца, а они тут пока подготовят кадры. Слова Миронова о том, что ему нужен настоящий убийца, Аллаков воспринял всерьез и наверх передал. Хотя понимал: в начальственных планах это ничего не изменит. Ему, профессионалу, даже хотелось найти настоящего. Но необходимости в этом он не видел.
Пожалуй, единственным из «больших», кто остался совсем не рад, был Тит Терентич. И это несмотря на дипломат. Все-таки верно договорились меж собой Титычи — пенки собирают, а взятки не берут. Власть сама дает. Когда на хлеб с икрой, а когда на Оксфорд для дочек…
Мало того что проклятый туркмен наполнил чемоданчик не полностью «зеленью», а еще и рублями, так он еще засунул туда бутылку туркменского коньяка в коробке. Прах бы его побрал. Но и с этим можно было смириться, если бы теперь на шее не повис чеченец Хан, которому через генеральских ментов обещана доля на рынках. Но, позвольте, за что? Ничего ведь не решил. А тут еще такая неприятность. После стрелки, сразу почти, дача в Загорянке возьми да сгори. Хорошая дача, двухэтажная, теплая. Только что ремонт молдаване сделали. И забор ладный, и ворота, и сторож. Как сгорела среди осеннего белого дня — не поймут ни страж, ни соседи. Тит Терентич послал сыскарей, но те только головами покачали: если поджог, то чистый. Звери работали, на таких дела не заводят. У Титычей дачи даже олигархи давно не палят. Сыскари с любопытством разглядывали выражение хозяйского подбородка. А потом был звонок, короткий звонок по прямой линии. И приятный женский голос сказал удивленному Терентичу буквально следующее: «Тит Терентьевич, друзья просили передать, что играть в шашки с туркменами вам не следует». Звонили, как ни смешно, из Киргизии. Тит Терентич намек понял. Когда-то и он проходил труд классика «На всякого мудреца довольно простоты».
Раф хотел расплатиться с Геной Мозгиным за стремительно и чисто проделанную работу в Загорянке, но Гена денег из «фонда Ютова» не взял. Раф не удивился и благодарить за службу не стал. Вместо того он пригласил Мозгина в свой кабинет, извлек из шкапа знатный виски, и, вдохнув горелого ячменя, выпил. Выпил и Мозгин, и на его открытом лице пролегла бороздка.
— За честь офицера. Делай что можешь, и будет — что будет, — произнес он. Раф, сдержав усмешку, разлил вновь.
Андрею Андреичу, в свою очередь, тоже позвонили. На заветную «трубку». Не кто-нибудь, а заместитель руководителя антитеррористического центра ФСБ РФ.
— Что ж вы старых товарищей забываете, Андрей Андреич! Не показываетесь, не звоните… Говорят, тому виной успешное частное предпринимательство?
— Бизнес позволяет мне испытывать перед будущим страх меньший, чем перед настоящим. Консультирую, живу приобретенным запасом знаний и навыков.
— Что ж, достойно уважения. Вы подъезжайте, Андрей Андреевич. Разговор есть. Как раз требуются ваши знания.
— Государству?
— Конечно. Многих знающих людей порастеряли… в смутное, кхе, время… Теперь собираем.
— В мундиры?
— Конечно. С жалованьем. И премиями. Есть разные схемы совсем. Гибкость. Приезжайте. Интересная, ответственная работа на генеральской должности.
Миронов обещал приехать. Должности генеральские его не манили. Разве променяешь его нынешнюю свободу на кабинет? Но узнать, на что его «подсадить» хотят, стоит. Сколько ему еще у Ларионова прятаться?
Встреча состоялась, и Миронов полностью удовлетворил свое любопытство. Вплоть до забавной заботы о том, не приклеил ли старый боевой товарищ к нему хвоста. Старый боевой товарищ не стал, конечно, говорить о туркменах и об ингушах, на которых напрасно теряет время полковник. Он только намекнул на ходящие по «фирме» разговоры. Миронову было предложено,