Итак, он ждал, когда судьба даст ему возможность развернуться и выпустить в эфир живое слово, достойное его знаний. Приходилось ждать в осторожности, поскольку один принцип на «РЕГ» действовал твердо, как устав, — редактор не имел своего мнения, редактор не сообщал фактов. На то служили эксперты и корреспонденты. А они тщательно подбирались руководством.
Те корреспонденты и эксперты, кого передали в пользование Логинову при его заступлении на службу, уже были обкатаны и приспособлены под редакторский стандарт. Ни вправо, ни влево дальше допущенного миллиметра. Логинов подозревал тонкую ловушку системы — ведь остались те, которые сумели приспособиться. Миниатюра свободы прессы. В государстве.
Звонок Миронова во время службы в кирхе показался Логинову подарком, заслуженным за терпение.
* * *
Миронов так и сказал: «Прими в подарок четвертого сына Пророка. Туркмен тебе необходимый. С ним займешься делом. Узнает и то, чего не было. Но будет. Звони — пора под Ашхабад нашу бомбу подводить».
И Андрей Андреич сообщил мобильный номер журналиста Чары.
— А доверять его словам как? — осторожничал Логинов. Кто его знает, что за птицу подносит в клетке полковник КГБ из Москвы.
— А доверять просто. Проверять. Логикой проверять. А в остальном проверено — сам полковник Курой на зуб брал. А он, сам, надеюсь, уже понимаешь, офицер грамотный. Иначе мы бы с тобой сейчас бесед не вели. В подотчетных нам времени и пространстве.
Логинов добрался до работы и позвонил туркмену.
— Ассалям алейкум, ассалям алейкум! — взлетел голос Чары. — Как Ваше здоровье-самочувствие? Андрей Андреевич — уважаемый человек, ой какой уважаемый человек: обещал — выполнил. А Чары кто? Чары — рука. Ей скажи — копай, она и копает. Только питай ее как следует, — Чары рассмеялся.
«В одном вы, Андрей Андреич, не обманули. Туркмен ваш настоящий, то есть настоящий туркмен».
— Чем порадуете меня, Чары? Я новую передачу хочу поставить крепко… И не на руки, а на ноги.
— Знаю, знаю! Ставь на голову, в ногах что за правда — так русские говорят. Знаю, что сам Аллах тебя послал, Владимирыч! Мы с тобой такую программу собьем — нас все бояться будут. Чары — кто? Чары — пес цепной. На кого спустишь, от того клочка не оставим. Я тебе не только про Кеглера, я тебе исподнее разыскал, про связи с Назари да с талибами всё точно узнал. С адресами тебе расскажу, с фамилиями. Мне в достойные застойные времена объяснил главный редактор большой газеты — ежедневная газета должна выбрасывать бомбу раз в месяц и на месяц ложиться на дно, накрыв голову руками. А Чары не газета. Ты со мной и так на дне. Ты с Чары такую бомбу подорвешь, что Зие Хану Назари завидно станет!
При упоминании этого имени Логинов вздрогнул. «Что ж, сам не знаешь, туркмен, как мне на руку твоя бомба… Но сперва проверю, столь ли ты на деле взрывоопасен, сколь красноречив».
Первая бомба Логинова…
Передача выходила трижды в неделю, в ночь. Пленки Логинов записывал наперед и дополнял свежими вестями с афганского фронта. Пленка на вокресенье уже была подготовлена и лежала у техника на рабочем столе. Но после того, как Логинов записал рассказ Чары, он, после долгого раздумья, принялся делать выпуск заново, а в интернет-службу отправил новый текст, который с утра должен был оказаться на редакционном сайте. В передаче на протяжении пятнадцати минут говорилось о связях туркменского режима с афганскими наркобаронами. А изюминкой стала история, рассказанная Чары. История про майора Виталия Усачева. Линию российского журналиста Павла Кеглера, обнаружившего след связей ашхабадского руководства с наркомафией, Логинов только наметил. Прощупал тему, так сказать… Вот что рассказал Логинову о майоре туркменской погранслужбы Чары, а его устами — «РЕГ».
«Дед, генерал царский Усачев, еще российскую границу с Ираном охранял. Басмачей пережил, а Сталина не пережил. Сын его из Магадана попал в Москву. Но судьба — как собака голодная, она свежее мясо за миллион шагов чует. Ее со следа не собьешь. Отец Усачев из Москвы в Туркмению обратно в экспедицию поехал, на раскопки. Не знаю, что там копал, только накопал он с местной марыйской красавицей сына Виталия. Потом уехал на севера́, а там и сгинул. Но мать уважаемая женщина была, про деда соседи помнили. Вот Виталий Усачев за дедом и пошел, под зеленую фуражку.
А потом русских пограничников с кордонов убрали. Так это было: в 95-м на Имам-Назаре две тонны героина „Три семерки“ пограничники перехватили, вот тут их и начали выводить — Отец всех туркмен сказал, что Москва стала во внутренние их дела вмешиваться. А как же… В его дела. Русские уходили тогда, уезжали, — а этот Усачев остался в Ашхабаде. В аэропорту он, по старой памяти, все еще возглавлял таможенный пост. Не трогали Усачева до 97-го года. В 97-м КНБ в такую силу вошел, что через порт на бортах из Афганистана героин высшей марки стали гнать контейнерами — а охраняли их каэнбэшники, спесивые морды. МВД и таможня уже под их указ танцевали. К ним майору никак не подобраться — таможне к грузу и подходить запрещалось. А он — возьми да и упрись. Вот задело его за живое. Наследственность. Были тогда такие русские!
Он так мне сказал потом — за деда душа на дыбы поднялась. Собрал представителей общественности (такое тогда еще возможно было без КНБ), заставил при них вскрыть контейнеры, которые через правительственное багажное отделение из Афгана в Москву шли. Слухи были, что этот черный транзит в Россию талибы гоняют. Они уже тогда Баши на иглу посадили, он их боялся больше, чем ООН, — это уж, как русские говорят, что с ладони пить. Зато мулла Омар туркмену Баши лично пообещал прислать на подмогу войско, если только друга кто-то обидит. Соседи такого союзника остерегались, как овцы волка. Особенно Ташкентский Папа, то есть Каримов. Одноглазый Омар обещал за день любых врагов Баши смести. Внутри и извне. Мулле туркменский мазут очень нужен был. В Герате туркменское консульство только и занято было тем, чтобы наркодела прикрывать дипдокументами — но то другое дело, на то свои доказательства. За отдельный бакшиш.
Так что общественность не удивилась результату „вскрытия“. Пять сотен килограммов героина