— Эта прохладная ночь станет ночью моего позора, устат Джамшин, — покачал головой Джудда и изобразил глубокое расстройство, — я знаю, что раньше вы просто жалели мои седины.
— Общение с вами, мудрейший — уже награда мне. Я давно хотел спросить, но смущение сковывало мой неловкий язык — отчего вы, мудрейший, не стали великим правителем? Вашему опыту, отваге и изощренному уму могли бы позавидовать многие моджахеды, желавшие власти! И даже Ахмадшах Масуд…
Пакистанец сознательно замкнул свой вопрос упоминанием об Ахмадшахе. До разведчика пока доходили только слухи, что к убийству Льва Панджшера приложили руку и люди Зии Хана Назари, и высокие чины их межведомственной разведки в Исламабаде. После терактов в Нью-Йорке в спецслужбах пошла такая тряска, что непосредственный начальник Джамшина, генерал Хак, открыто ему сказал: «Сейчас наш котел мешают большой американской ложкой. Главное — не попасть в брызги». Дабы не попасть в брызги, Джамшину не мешало знать, что происходит наверху. И кто, как не Джудда, за заплывшим оком которого спрятано столько тайн, мог бы открыть ему на это глаза? Тем более что проявить внимание к афганцу попросил и дядя Джамшина, генерал Азиз Хан.
Джудда не стал спешить с ответом. Ночь обещала быть долгой. Шаха Масуда он не видел очень давно, но помнил хорошо, лучше многих-многих. Это подтверждало его давнее наблюдение, что у Человека Настоящего одно лицо. А годы то нагоняют, то разгоняют облачка, искажающие явленные раз черты. Масуд был Человек, Джудда видел его лицо. Он никогда не считал его врагом, во многом по той причине и остался после победы над Советами с арабами Назари, не вступив в афганскую междоусобицу на стороне Хакматьяра или Задран Хана. Вот и ответ.
— Никто не принесет афганцу большей беды, чем афганец. Воин Панджшера был умный человек, он избегал большой власти в нашей стране.
— Но это не помогло вашей стране. И его убили, сняли с доски. Как тура снимает одинокую пешку.
— Пешка способна превратиться в королеву. Это королева никогда не превратится в короля. Но, заметьте, короли редко живут дольше всех своих пешек.
Джудда «съел» выдвинутого белого пехотинца. Теперь атака Джамшина должна была постепенно сокрушить его короля.
— Вы правы, мудрейший Джудда. В Европе говорят: «Самый лучший способ возвыситься над толпой — это взойти на эшафот». Но мне кажется, не пешкам по силам убрать его. Это сделали ловкие, коварные фигуры. Кони.
Джудда видел нехитрую вилку, которую ставил ему противник. Он и сам хотел бы знать, стоял ли Зия Хан Назари за спиной у убийц Льва Панджшера. Но Назари если и участвовал, то тщательно скрывал это от афганца Джудды. Последний всегда предостерегал Великого Воина Джихада от участия во внутриафганских распрях, а Великий Воин не спорил с ним.
— Мы сами не служим ли фигурами в игре джиннов? И коню не дано знать замыслы всадника. Вы, уважаемый устат, именно вы, сейчас ближе к сердцу всадника, исполняющего волю джиннов.
Ахмад Джамшин не курил травы, но то ли от звездного мерцания ночи, то ли от того, что его фигуры уже затягивали на худой шее черного короля неумолимую удавку из мокрой кожи, его разморило, как от «дури».
Ему захотелось рассказать, распластать на карте даже то, чего он не знал наверное. Или это старик ворожит его, хитростью надеясь лишить победы? Джамшин собрал волю в кулак, испугавшись упустить успех.
— Мои джинны пока не покинули своих кувшинов, мудрейший Джудда. А всадник — всадник на службе самого шайтана. Я только об одном прошу сейчас Аллаха. Пусть джинны проснутся. Пусть выйдут на волю до наступления утра. Или пусть останется ночь. Ведь это ночь дарит мне беседы с мудрейшим из мудрейших.
Джудда понял намек. Пакистанское посольство в Ашхабаде служило ему надежным пристанищем лишь до тех пор, пока сопротивление старых кадров в пакистанском истеблишменте и в разведке не сломлено генералом Первезом Мушаррафом, продавшимся Америке с потрохами.
Ахмад Джамшин служил ближайшим прикрытием Одноглазого Джудды, и для того, чтобы этот щит надежно защищал от стрел, коих в изобилии ожидали люди Назари, мало было одних денег, которые платил помощникам Великий Воин Джихада, мало было сочувствия идее. Золото — песок пустыни, сочувствие — ветер моря. Нет, нужен страх. Страх не перед Аллахом, не перед миром мертвых, а перед близким, как собственная память. Джудда чувствовал, что Ахмад Джамшин испытывает такой страх перед значительным и таинственным, что связывает Одноглазого старика с небесным замыслом, который приносит ему успех на шахматной доске. Оттого тяжело было поддаться в партии маленьких шахмат Ахмаду Джамшину ради важного хода в большой игре. Важная ночь, важная. Джудда этой ночью сам отдавал черного короля для того, чтобы соперник в радостной благодарности не отказался и принял иную жертву.
Белые прорвались на вскрытую вертикаль, их тяжелые фигуры простреливали уже королевский фланг и готовились вступить во владения черного властителя. Пакистанец уверовал в неотвратимость собственного триумфа.
— Джинны вышли из кувшинов, уважаемый устат. И им нужна ваша помощь. Обращаюсь с вам, к победителю этой ночи, с просьбой о помощи, — произнес Джудда. Единственный его глаз мерцал изумрудом.
Ахмад Джамшин с удивлением оторвал взгляд от доски. Афганец никогда не обращался к нему с просьбами. Все, что Джамшин делал для него, тот принимал как должное. Пакистанцу даже нравилось умение, с которым старик принимал помощь. Будто нужно это не ему, а самому Джамшину. Может быть, так оно и есть? Иногда пакистанец думал, что Одноглазому Джудде чужды нужды этого мира, что его не манит цель и безразлична судьба его эмира. Оттого и удача — его спутница. Удача следует за безразличным. Пакистанец полагал, что Джудда — на самом деле суфий, и в его тайной поэтической вере коренится секрет спокойной разрушительной силы. Но чары рассеялись, Ахмад Джамшин, наконец, взял верх над черным королем. Старик оказался уязвим. Ахмад Джамшин ликовал, в его мире был восстановлен порядок. И ради утверждения этого порядка он готов был выполнить просьбу проигравшего старика.
* * *
Ахмаду Джамшину был многим обязан влиятельный в Ашхабаде человек, турок Чалок. Чалок сумел за недолгое время сделать в Туркмении головокружительную карьеру. Агент турецкой разведки МИТ, охотно служивший и другим тайным службам разных государств, он стал одним из ближайших людей туркменского Баши, советником Великого Сердара по экономике. Через него теперь проходили большие контракты и большие деньги. С ним старались дружить российские олигархи, перед ним заискивали германские и американские магнаты, его брали