Возможен захват, возможны казни.
Необходимо:
— Установить, что происходит;
— Оценить угрозу;
— Освободить личный состав, если жив.
Подтвердите получение.
Маршрут перестроен.
Я выдохнул. Медленно.
Пальцами потёр лоб, сжал руль.
— Отлично...
На секунду подумал, не отключить ли модуль заданий. Но нет — если дали, значит никто другой не доступен. Или не тянут. А я — ближайший, с боевыми допусками. И живой.
Открыл карту. Читтаделла — не в стороне. Немного южнее. Двадцать минут в обход. Дорога — через старую трассу.
Повернул на съезд. Машина зарычала, пошла под уклон.
Через пятнадцать минут начались изменения.
Асфальт — разбитый. Бордюры — вывернуты. У обочины — сожжённая легковушка. Дым уже не шёл, но металл пах.
Знаки закрашены. Справа на стене — граффити. Ручное, без трафарета. Красной краской:
"Порядок — мёртв. Мы — живы."
Проехал дальше. Дома — с выбитыми окнами, местами заколочены. Людей не видно. Но я чувствовал, что за мной уже смотрят.
На выезде к мосту — первый блокпост.
Плоская баррикада из старых шин, мешков с песком и металлического листа. По бокам — две фигуры с автоматами. Не военные. Куртки разные, маски на лицах. Один в каске, второй в бейсболке.
Рядом — перевёрнутый дорожный знак, на нём череп с перекрещенными ножами. Ни названия, ни кода. Просто символ.
Я подъехал медленно. Не дёргался. Машина остановилась в трёх метрах. Окно открыл.
Один подошёл.
— Куда?
Голос глухой, но не нервный.
— Проверка сигнала. Поступило сообщение об аварии связи. От штаба. Офицер-контактник.
Он молчал. Потом махнул второму.
Тот ушёл за баррикаду. Через минуту — вернулся, махнул.
— Проезжай. Но без номера — на выезде не выпустим.
— Не вопрос, — коротко сказал я.
Тронулся.
Баррикада раздвинулась вручную. Я проехал.
За мной сразу закрыли.
Я уже был внутри. Город — ещё не разрушен. Но он уже не жилой.
Улицы Читтаделлы были слишком тихими.
Я ехал по пустому центру. Вдали, за стенами, торчал шпиль церкви. На площади перед ним стояли люди. Не солдаты. Без формы, но с оружием. Палки, обрезы, самодельные щиты.
Центр площади — очищен. Каменная плита вымыта. Как под сцену. У основания ступеней стоял священник. Чёрная ряса, распахнута. На груди — крест из ржавого железа, огромный, почти в ладонь. Глаза — светлые, бледные. Никаких сомнений.
Я вышел из машины. Оставил дверь открытой.
– Говори по-английски. – Сразу сказал я.
— Ты не похож на чиновника, — сказал он на английском. Голос — уверенный. Внятный. — Не в костюме. Без бумаг. Даже не спросил, можно ли войти.
— Не за этим приехал.
Он кивнул.
— Мы знаем. Мы все знаем. Видим, кто ты. Какой уровень у тебя. Он от тебя идёт — как жар от печи. Те, кто стоит рядом, ощущают. Даже если не понимают — чувствуют. Ты не посланец. Не наблюдатель.
Он сделал шаг вперёд.
— Ты — тот, кого посылают, когда разговоры закончились. Когда мир больше не нужен. Когда хотят резни.
Я молчал. Он продолжил:
— Значит, нас списали. В штабе. В министерствах. В их свитках. Пропала связь — и всё. Значит, не было приказа поговорить. Только проверить. Только зачистить.
— Я не начинал. Но могу закончить.
Он усмехнулся.
— Угрожаешь? Тут, перед храмом?
— Предупреждаю.
— Как зверь перед прыжком?
— Как человек перед работой.
Он кивнул. Тихо.
— Тогда слушай. Мы не банды. Мы не шайка. Мы — те, кто остался, когда ушли остальные. Пока ваши карабинеры жались в отделениях, мы хоронили людей. Клали тела в ямы. Молились. За упокой. За порядок. И потом поняли — мёртвые не встанут. Но живые — могут выбрать. И выбрали нас.
— С автоматами?
— С верой.
– Ваша вера ложна. Вашего Бога нет и никогда не было.
– Ты просто не знаешь. Не понимаешь. – Покачал он головой.
Он поднял руки. Люди на площади начали подходить ближе. Не бежали. Просто шли. Медленно. Уверенно.
– Чего ты хочешь?
– Здесь должны быть карабинеры. Я их забираю.
— Они были карабинерами. Теперь — просто люди. Без присяги. Без страны. Без веры.
— У них своя вера. Своя присяга.
— Тогда пусть молятся, когда их поведут. Но ты хочешь этого, правда? Хочешь вытащить их. Не потому что ты добрый. А потому что тебе сказали.
Я кивнул.
— Так и есть.
— Тогда у нас нет диалога.
— Он и не нужен.
Он помолчал. Посмотрел на меня. Окинул взглядом остальных.
– Я вижу тебя. Вижу тебя на сквозь. Вижу твою запятнанную душу. Ты убивал. Много. Твои руки не просто по локоть в крови. Ты весь в ней, по уши. Войди в Храм и покайся во грехах. Бог отпустит. Он все простит. Очистит твою душу. Ты грешен. Очень грешен. Тебе необходимо очищение. Лишь оно спасет твою душу.
Люди стали помалу идти в мою сторону. Беря в полукольцо.
– Я делал, как делали другие. Как другие понуждали меня. Ибо всякий принадлежит другому и всякий другим владеет. А потому не смей стоять и судить меня.
Начала вскипать злость. Помалу, совсем немного. Но я стоял и смотрел на него. Чёртовы фанатики. Терпеть ненавижу.
Он сделал шаг вперёд. Теперь стоял в пяти метрах. Люди сзади остановились.
— Останься. Ты силён. Сильнее любого из нас. Даже сильнее тех, кого мы встречали в последних днях. Мы не знаем, откуда ты, но ты уже не из тех, кто бегает. Ты — тот, кто ломает.
Он замолчал. На секунду. Только на секунду.
Я видел, как его пальцы слегка дрогнули. Жест почти