Рыжий Удильщик подбежал к дальней стене мастерской, сдвинул какой-то стеллаж с инструментами и нажал на неприметную панель. Часть стены со скрежетом отъехала в сторону, открывая узкий, темный проход. Оттуда пахнуло сыростью и затхлостью.
— Вперед! — скомандовал Харп. — И не отставать!
Мы нырнули в этот проход один за другим. Харп последним, прежде чем скрыться, он бросил короткий взгляд на своих оставшихся бойцов. На его лице не дрогнул ни один мускул.
За нами захлопнулась тяжелая металлическая дверь черного хода, и почти сразу же мы услышали, как с той стороны, из мастерской, раздался рев «вольницы», грохот выламываемой основной двери и звуки начавшейся перестрелки.
Мы бежали по темному, узкому туннелю, спотыкаясь о какие-то обломки, едва различая дорогу в свете наших фонарей. Рана на ноге снова напомнила о себе острой болью, но я стиснул зубы и ковылял вперед, стараясь не отставать. Сарра бежала рядом, тяжело дыша.
Куда вел этот туннель? И что ждало нас впереди? Я не знал.
Но мы были живы. И мы снова бежали.
Это, кажется, становилось нашим основным времяпровождением на Дне.
Туннель вывел нас в более просторный, но такой же темный и заброшенный технический коридор. Здесь было множество ответвлений, люков, ведущих на другие уровни, какие-то ржавые лестницы, уходящие во мрак. Настоящий лабиринт.
— Куда теперь, капитан? — спросил Рыжий, тяжело дыша.
— Вниз, — коротко ответил Харп, указывая на один из люков в полу. — В самые глубокие катакомбы. Там они нас искать не будут. По крайней мере, сразу.
Мы спустились по скользкой, ржавой лестнице в еще более мрачное и сырое подземелье. Воздух здесь был тяжелым, спертым, пахло плесенью и гнилью. С потолка капала вода, под ногами хлюпала грязь.
И тишина. Гнетущая, давящая тишина, нарушаемая лишь нашими шагами и редким эхом откуда-то сверху.
Звуки боя остались далеко позади. Но это не приносило облегчения. Мы были в неизвестности, в самом сердце враждебной территории, и что ждало нас за следующим поворотом — не знал никто.
Мы шли уже несколько часов, петляя по этим бесконечным, одинаковым туннелям. Харп уверенно вел нас, ориентируясь по каким-то ему одному известным приметам — царапинам на стенах, цвету плесени, направлению сквозняка. Рыжий шел замыкающим, внимательно прислушиваясь к каждому шороху.
Я и Сарра плелись посередине, вымотанные до предела. Моя нога горела огнем, каждый шаг отдавался болью. Но я терпел.
Внезапно Харп остановился у неприметного бокового ответвления, почти полностью заваленного мусором.
— Сюда, — сказал он, протискиваясь в узкую щель.
За завалом оказался небольшой, сухой грот — видимо, старая вентиляционная камера или заброшенный склад. Здесь было относительно чисто, и даже воздух казался не таким спертым.
— Привал, — объявил Харп, опускаясь на пол. — Отдыхаем. Дальше идти опасно. Скоро рассвет… ну, по их часам. «Вольница» угомонится, будет зализывать раны. Можно будет попробовать выбраться на поверхность.
Рыжий остался у входа, на страже. Мы с Саррой рухнули на пол рядом с Харпом, чувствуя, как усталость наваливается всем телом.
— Они… те, кто остался в мастерской… — тихо спросила Сарра. — Как думаешь, они…
— Они знали, на что шли, — Харп посмотрел на нее своим единственным глазом. Взгляд был тяжелым, но без тени жалости. — Это «Анархия», девочка. Здесь каждый день — бой. Иногда ты побеждаешь. Иногда — проигрываешь. Они свой выбор сделали. Как и мы.
Он достал из-за пазухи флягу, сделал большой глоток, потом протянул ее мне. Я отхлебнул — вода, чистая, холодная. Никогда еще вода не казалась такой вкусной. Потом он передал флягу Сарре.
Мы сидели в тишине, прислушиваясь к отдаленным звукам «Анархии», которые доносились сюда, в это укрытие, словно из другого мира.
— Итак, сын Теодора Креста, — Харп снова посмотрел на меня. — Ты действительно веришь в «Рассвет»? Веришь, что этот корабль существует? И что он поможет тебе улететь отсюда?
— Я должен верить, капитан, — ответил я. — У меня больше ничего не осталось. Отец посвятил этому всю свою жизнь. Я не могу просто… бросить это.
Харп кивнул. — Упрямство — хорошая черта. Иногда. Твой отец тоже был упрям. До безумия. Но… он был человеком слова. И он спас мне жизнь. Поэтому… я помогу тебе. Чем смогу. Рассказывай, что ты знаешь. И что ты ищешь.
И я рассказал.
О дневнике отца, об именах, о «Рассвете», о нашей отчаянной попытке найти хоть какую-то зацепку. О Кайросе, о Сайласе, о Вексе и разрушенной «Тихой Гавани». Рассказал все, ничего не утаивая.
Харп слушал молча, его лицо было непроницаемым. Рыжий у входа тоже прислушивался, его рыжая борода топорщилась от удивления. Сарра сидела рядом, сжав мои руки, словно боясь, что я снова исчезну.
Когда я закончил, Харп долго молчал, глядя на меня своим единственным, пронзительным глазом.
— Да уж, парень, — наконец сказал он. — Вляпался ты по самые жабры. И нас за собой утащил. Но… слово есть слово. Теодор спас меня. Я спасу его сына. По крайней мере, попытаюсь. Насчет «Рассвета»… я кое-что знаю. Не так много, как хотелось бы. Но кое-что. И, возможно, я смогу помочь тебе найти тех, кто знает больше. Элиас… да, я помню этого чудака-инженера. Гений, каких мало. Если он все еще жив, это будет настоящим чудом. Ему уже, наверное, лет сто.
Он помолчал, потом добавил:
— Но сначала нам нужно выбраться отсюда. «Вольница» будет рыскать по всем норам. И они не успокоятся, пока не найдут нас. Нам нужно уходить с «Анархии». И как можно скорее.
— Но как? — спросила Сарра. — Наш корабль остался там, в доках. Нас там ждут.
— Необязательно возвращаться на ваш корабль, — Харп хитро усмехнулся. — У старого пирата всегда есть пара тузов в рукаве. Или… пара заначек в самых неожиданных местах. Отдыхайте. Завтра будет тяжелый день. Нам предстоит долгий и опасный путь.
Он закрыл глаза, откинувшись к стене. Рыжий тоже устроился поудобнее у входа. Мы с Саррой остались сидеть, переваривая услышанное.
Харп поможет.
Это была самая лучшая новость за последнее время.
Но его слова о тяжелом и опасном пути… они не предвещали ничего хорошего.
Я посмотрел на Сарру. Она смотрела на меня, и в ее глазах я увидел усталость, страх, но и… слабую, робкую надежду.
Мы снова были вместе, в