Впрочем, всех этих людей, помимо работы в Палаццо, связывает еще и внимание к теме времени, его измерения при помощи механических инструментов, астрономических наблюдений и арифметических вычислений, от которых зависит также практика абака, торгового учета, а в конечном итоге – и регистрация сделок в государственных и частных документах. Не случайно оставшуюся часть листа занимают описания и рисунки самых невероятных «часомеров», т. е. пневматических и водяных часов [123]. В какой-то момент Леонардо приходит на ум важное нравственное соображение о времени, и он записывает, словно бы размышляя вслух: «Нет недостатка в путях или способах разъять и измерить жалкие наши дни, кои нам, однако, должно не растрачивать зря и не проводить впустую, безо всякой пользы, не оставив по себе памяти в людских помыслах».
Такова уж наша парадоксальная сущность. Мы, ничтожные существа, погруженные в поток времени, способны измерять его при помощи все более совершенных инструментов и даже тешить себя иллюзией, что владеем им, но в целом лишь теряем время, растрачивая его на бесчисленные сиюминутные пустяки, и потому не в силах создать ничего достойного, чтобы память о нас и сами наши имена запечатлелись в веках. Мы будто и не рождались вовсе. А если нам все же удастся оставить крохотный след, напоминающий о нашем существовании, надолго ли сохранится это воспоминание, прежде чем новые поколения займут место старых, а новые цивилизации окончательно сотрут с лица земли прошлые?
Леонардо с юных лет одержим ощущением времени и его неумолимого хода: временем, утекающим сквозь пальцы, временем недостающим, временем, ушедшим на картину, временем машин и часов, истории и природы. И эту одержимость разделяет с ним вся Флоренция, поскольку, как говорил Альберти, время торговца – «вещь наидрагоценнейшая», и пользоваться им нужно с умом. Горе тому, кто теряет его или растрачивает понапрасну. Время, которое можно «разъять и измерить», само становится мерилом природных и общественных явлений. К окончанию Средневековья технологическая революция в области механики позволяет создать более точные инструменты для измерения времени, механические часы со спусковым механизмом – удивительные устройства, размещенные на колокольнях церквей и башнях общественных зданий, возведенных в XIII–XV веках. Эти инструменты способны указывать часы и дни, ход Солнца, Луны и звезд, сделав возможным экспериментальное исследование физических явлений, что приводит к значительному научно-техническому прогрессу. Даже само время (время вещей) трансформируется, обретая абстрактные, научные, объективные, математически измеримые свойства. Однако, несмотря на все часы и календари мира, человеческое время как время жизни и средство ориентации в социальном пространстве по-прежнему привязано к органическому восприятию, к индивидуальному и коллективному сознанию.
Время становится личной идеей фикс для очень многих людей, и потому о Леонардо, вероятно, уже ползут слухи как о человеке, только и умеющем это время терять; злые языки представляют его учеником Верроккьо, безусловно весьма толковым, способным создавать безукоризненные детали, драпировки, переходы тона или пейзажи, но неизменно затягивающим сроки с риском вовсе не закончить работу.
Впрочем, не всегда по собственной вине. По крайней мере, за столь внезапно брошенного «Святого Бернарда» Леонардо ответственности не несет, ведь над дворцом, где он работает, день ото дня сгущаются мрачные тучи, которые вот-вот обернутся кровавой трагедией.
19
Бегство и возвращение
Флоренция и Винчи, апрель–декабрь 1478 года
26 апреля 1478 года. В соборе Санта-Мария-дель-Фьоре идет пасхальная служба. Внезапно, прямо во время мессы, горстка заговорщиков, принадлежащих к семейству Пацци, известному давней и неутолимой ненавистью к соперникам-Медичи, вероломно нападает на Лоренцо и Джулиано Медичи.
Джулиано погибает, пронзенный клинками убийц, Лоренцо скрывается в ризнице, а заговорщики разбегаются, так и не сумев поднять мятеж. Народ открыто становится на сторону Медичи и с криками: «Шары, шары!» [124] – расправляется с убийцами и их семьями.
Город потрясают многочисленные акты мести и сведения счетов. Подозрение падает даже на сера Бенедетто да Чепперелло, приятеля Леонардо по Палаццо: он заключен недовольными в тюрьму, и жене Лоренцо, Клариче, приходится задействовать все средства, чтобы оправдать нотариуса.
Сер Пьеро, закрыв контору, укрывается в своем доме, откуда выходит только 29 апреля, чтобы поработать в безопасном месте – Палаццо дель подеста [125].
Где в это время Леонардо, чем он занят? Готовит в Палаццо картон для «Святого Бернарда»? Если так, он непременно должен быть вовлечен в драматические события, происходящие в здании и на площади, а значит, рискует жизнью.
Во дворец обманным путем проникает еще один заговорщик, архиепископ Пизы Франческо Сальвиати. Однако гонфалоньер запирается в башне и приказывает звонить в колокол. Старый Якопо Пацци еще некоторое время остается на площади со своими людьми, крича «Народ и свобода», но затем постыдно бежит из города. Епископа и остальных хватают во дворце и тем же вечером, накинув на шеи петли, выбрасывают из окон. Аналогичная участь постигает Якопо Пацци и его племянника Франческо.
За три дня беспорядков число жертв достигает семидесяти, но казни продолжаются еще долго. Мстители не щадят даже тех из Пацци, кто в былые годы связал себя с Медичи браками и семейными соглашениями, а значит, вероятно, не имел отношения к заговору: из города высланы брат Франческо, Гульельмо, женатый на сестре Лоренцо, Бьянке, и его двоюродные братья, сыновья Пьеро Пацци, а один из них, Ренато, повешен. Посреднические усилия старого друга Медичи, Браччо Мартелли, женатого на Констанце ди Пьеро Пацци, не увенчались успехом.
30 апреля, в мрачной атмосфере траура и мести, в церкви Сан-Лоренцо проходят похороны Джулиано.
Леонардо становится непосредственным свидетелем этих дней, полных крови и ужаса. Недолго думая, он бросает все и бежит из города. Куда? Разумеется, в Винчи, под защиту родных мест. Это доказывает документ, составленный в замке Винчи и датированный 3 мая, всего через несколько дней после грозы, пронесшейся над Флоренцией.
Члены городского совета, назначив отсутствующего сера Пьеро да Винчи своим поверенным, предоставляют Франческо да Винчи и его брату в аренду замковую мельницу. Франческо настаивает на включении в договор особого пункта: пожизненного права пользования для Леонардо («Leonardi spurii filii dicti ser Petri» [126]) в случае, если оба бенефициара, Франческо и Пьеро, умрут, не оставив законных наследников [127].
Дядя Франческо, который, разочаровавшись в городской жизни и