– Ну, естественно, сударь. Я вижу, вы в курсе дел.
– Да, – сказал сумасшедший, – я был основателем Земельного банка на улице Фоссе-Монмартр в Париже в тысяча семьсот девяносто восьмом году.
– Не вытекает ли отсюда, – продолжал Годиссар, – что страхуемые, дабы упрочить умственные капиталы, которые каждый за собой признает и себе приписывает, должны делать небольшой взнос – три процента, три процента в год? Таким образом, уплачивая пустяковую сумму, сущую ерунду, вы ограждаете свою семью от плачевных последствий вашей смерти.
– Но я жив, – возразил сумасшедший.
– Ах да, и, весьма возможно, проживете еще долго! Вот возражение, чаще всего встречающееся, возражение самое обычное, и вы понимаете, что если бы мы его не предусмотрели, не изничтожили, то не были бы достойны быть… кем?.. Кто мы такие в конце концов? Бухгалтера огромной конторы умов. Сударь, я говорю это не для вас, но мне всюду приходится встречать людей, претендующих на то, что они говорят что-либо новое, приводят какой-нибудь новый довод людям, которые поседели на этом деле. Честное слово, жалость берет глядеть на них. Но таков мир, не мне его переделывать. Ваше возражение, сударь, бессмысленно…
– Que’ saco? [66] – спросил Маргаритис.
– Вот почему. Если вы будете жить и владеть некоторыми средствами, определенными в вашем страховом полисе и обеспечивающими на случай вашей смерти… следите внимательно.
– Я слежу.
– Так вот, вы преуспели в своих делах! Преуспели же именно благодаря страховому полису, ибо вы удвоили свои шансы на успех, освободившись от тревог за жену и детей, которых ваша смерть может ввергнуть в тяжелую нужду. Если же вы преуспели, значит вы умножили свой умственный капитал, и по сравнению с этой прибылью страховка была пустяком, настоящим пустяком, сущим пустяком.
– Прекрасная мысль!
– Не правда ли, сударь? – продолжал Годиссар. – Я называю эту благотворительную кассу взаимным страхованием против нищеты… или, если хотите, учетом таланта. Ибо талант, сударь, – это вексель, выданный природой гениальному человеку, – вексель, подчас очень долгосрочный… хе-хе…
– Великолепное ростовщичество, – воскликнул Маргаритис.
«Черт возьми! Да ведь он тонкая бестия, я в нем ошибся, – подумал Годиссар. – Надо будет подействовать на него более высокими соображениями, шуткой номер первый».
– Отнюдь нет, сударь, – громко воскликнул Годиссар, – для вас, который…
– Не выпьете ли вы стакан вина? – предложил Маргарити.
– Охотно, – ответил Годиссар.
– Жена, подай-ка нам бутылку того вина, которого у нас осталось две бочки. Вы здесь в самом сердце Вувре, – сказал старик, указывая Годиссару на свой виноградник. – Виноградник Маргаритиса.
Служанка принесла стаканы и бутылку вина 1819 года. Старик осторожно налил стакан и торжественно подал Годиссару. Тот выпил.
– Вы меня провели, сударь, – сказал коммивояжер, – ведь это мадера, настоящая мадера!
– Еще бы, – сказал сумасшедший. – Недостаток вуврейского вина в том, сударь мой, что оно и не простое вино, и не десертное; оно слишком благородно, слишком крепко; поэтому в Париже вам продают его за мадеру, подбавив в него водки. Наше вино настоящий ликер, многие парижские торговцы, когда наш урожай недостаточно хорош для Голландии и Бельгии, скупают у нас вино, разбавляют его вином парижских пригородов и делают из него таким образом бордоское вино. Но то, что вы пьете сейчас, сударь, – это королевское вино, лучшее, что есть в Вувре. У меня его две бочки, всего только две. Тот, кто любит тонкие вина, вина высокой марки, кто желает подавать к своему столу вино, не поступающее в продажу, как некоторые парижские семьи, гордящиеся своими винами, тот получает вино непосредственно от нас. Знаете ли вы кого-нибудь, кто…
– Вернемся к делу, – сказал Годиссар.
– Вот мы и подошли к нему, сударь, – заговорил опять сумасшедший. – Перед моим вином все вина капитулируют, а капитулировать имеет общий корень с капиталом, – кстати, о капиталах, хе-хе, – «caput» – голова, а мое вино в голову ударяет… все одно к одному.
– Таким образом, – продолжал Годиссар, – или вы реализуете ваши умственные капиталы…
– Я реализовал, сударь. Ну как, покупаете вы мои две бочки? О сроках платежей мы договоримся.
– Да нет, – возразил прославленный Годиссар, – я говорю о страховании умственных капиталов и операциях по страхованию жизни. Я продолжаю свои рассуждения…
Сумасшедший успокоился, принял прежнюю позу и опять уставился на Годиссара.
– Я говорю, сударь, что в случае вашей смерти капитал выплачивается вашей семье без всяких затруднений.
– Без затруднений.
– Да, если это только не самоубийство.
– Это дело кляузное.
– Нет, сударь. Ведь вы знаете, что самоубийство всегда легко установить.
– Во Франции – да, – согласился сумасшедший, – но…
– Но за границей?.. – подхватил Годиссар. – Так вот, сударь, чтобы покончить с этим, я скажу, что естественная смерть за границей и смерть на поле брани не входят…
– Так что же вы в таком случае страхуете?.. Ничего! – воскликнул Маргаритис. – Мой Земельный банк основан был на…
– Как ничего, сударь? – перебил Годиссар. – Ничего? А болезнь, а неприятности, а нищета и страсти? Но не будем перечислять исключительные случаи.
– Да, не будем рассматривать эти случаи, – согласился сумасшедший.
– Каков же итог всего дела? – воскликнул Годиссар. – Вам, как банкиру, я в точных цифрах вычислю результат. Существует человек, перед ним будущее, он на верном пути, живет своим искусством, ему понадобились деньги, он просит их… Денег нет! Весь цивилизованный мир отказывает в деньгах этому человеку, который мысленно уже покорил себе весь цивилизованный мир и должен в будущем покорить его кистью, резцом, словом, мыслью, системой. Жестокая цивилизация! У нее нет хлеба для великих людей, которые сообщают ей блеск, эта золоченая сволочь кормит их только оскорблениями и насмешками… Выражение сильное, но я отнюдь не отказываюсь от него. Тогда этот непонятый великий человек приходит к нам; мы чествуем его как великого человека, мы с уважением приветствуем его, мы его выслушиваем, а он говорит: «Господа представители Общества страхования капиталов, моя жизнь стоит столько-то: я буду вам выплачивать такой-то процент… с произведений моего творчества…» Что же мы делаем?.. Тотчас же без всяких колебаний допускаем его к великолепному пиршеству цивилизации в качестве достойного сотрапезника…
– В таком случае надо вина… – вставил сумасшедший.
– Достойного сотрапезника… Он подписывает свой страховой полис, получает наши бумажонки, наши жалкие бумажонки, которые, хоть они и ничтожные бумажонки, обладают все же большей силой, чем его гений. Действительно, если ему понадобятся деньги, то всякий, зная, что у него есть полис, одолжит ему денег. На бирже, у банкиров, везде и даже у ростовщиков он найдет кредит, потому что представит гарантии. Итак, сударь, ведь это же называется заполнить пробел в общественной системе! Но, сударь, это лишь часть операций, предпринятых Обществом страхования жизни. Мы страхуем должников по другой системе премий. Мы