Дима восхищается, как откуда ни возьмись в чистом поле воскресает целое войско мертвецов, это камуфляжные выползают из дерна. Тайные богатыри берут Диму с собой играть в войну. Один отряд ищет другой. Казаки-разбойники. Бегут всю ночь по лесам, оврагам, полями. Засыпают следы махоркой, чтобы запутать «собак», и окончательно сбивают с пути Мика и Шума, которые отстали от Димы еще четыре километра назад. Лисята не находят дороги и остаются в рязанском лесу.
Утром Димин отряд копает схрон – братскую могилу на троих. Его изумляет, как это войско умеет скрываться и скрывать свои следы: не оставлять труп часового с перерезанным горлом, складывать бычки за ухо, мазать лицо сказочной маскировочной пастой, изобретенной в Бывшем советском царстве. Два дня Дима счастливо ходит по лесам с богатырями, которые находят «противника». Ест у богатырского костра запеченных крыс. Завидует радостно этим камуфляжным, вспоминая, как скучно и бездарно он провел время солдатоматросом. А здесь «настоящее военное волшебство», которого он так долго ждал в своем карауле.
Чуть более двух лет. Или чуть дольше двадцати семи.
55.
Со своих 27 я работаю только с реальностью: в истории, в способах ее описания, в героинях и героях, волшебных и неволшебных. Я оканчиваю киношколу, с кино ничего не выходит. Но у меня выросло новое тельце, и я теперь взрослая, я определилась. Снова живу в Москве и езжу время от времени в Климовск навещать семью. Реальность затапливает меня. В 2013-м при мне, в комнате, где я когда-то бесплодно занималась математикой с сотрудницей роно, умирает бабушка. Она болеет давно, медленно, годами зависает между миром живых и мертвых, она не замечает нас, а разговаривает с умершими родственниками, чаще всего со своей мамой. Чувствую себя неловко и горько рядом, будто мешаю. Мы не понимаем, когда ей особенно плохо, и слишком поздно догадываемся вызвать ей скорую. В 2015-м я переделываю сценарий про девочку и Кикимору в роман. В 2018-м он выходит книжкой. В 2019‑м умирает мой дедушка, ставший моим лучшим другом в его последние годы. У него снова случается инсульт, прямо в больнице во время приема у офтальмолога. Из-за того что Климовск съеден Подольском, в больнице теперь нет реанимационного неврологического отделения. Скорая едет из Подольска два часа, потому что мэр Москвы в этот день открывает магистраль D2 на местном вокзале и дороги перегорожены. Моего дедушку довозят до подольского госпиталя, но не успевают спасти. Я не успеваю доехать на такси из Москвы по пробкам.
В юности по работе я ездила из Климовска в Москву. Осенью 2022 года я впервые приезжаю из Москвы в Климовск по работе.
56.
Пишу сообщение во «ВКонтакте» в школу номер 5 о том, кто я, что пишу книгу и хочу увидеть мемориальный кабинет Холодова в школе. Я увидела про него видеосюжет на ютьюбе. Мне не отвечают. Рассказываю астраханской писательнице Саше Зайцевой о том, как пытаюсь писателем зайти в родную школу, она рассказывает, как зашла в свою с учительским дипломом. Школы всегда от нас ждут меньше, чем мы можем. А мы, в детстве, ждем от них больше. Через пару недель неответа я пишу имейл. Снова молчат. Друзья пишут мне, что сейчас выпускной, ЕГЭ, плохое время. Другие говорят, надо звонить. Климовск же провинция, в провинции принято звонить. Я не хочу звонить. Мама говорит, надо идти, пообщаться с охранником – может, пустят.
Я приезжаю, мы идем. Здание пожелтело краской, приобрело крышу над лестницей и пандус для колясок. На желтой стене мемориальная табличка в честь Дмитрия Холодова теперь выглядит лучше, потому что профиль сделан золотыми линиями. Рифма цвета. Мы заходим внутрь, наталкиваемся на рамку. Я рассказываю охраннице, кто я, какое отношение имею к школе, что мне тут нужно. Она недослушивает и говорит, что не пустит меня. Я прошу связать меня с кем-то из школы, с кем можно обсудить интересующий меня вопрос и получить пропуск. Охранница говорит, что в интернете есть телефоны директора, завучей и остальных, а сейчас в школе педсовет, а завтра придут кинологи с собаками перед экзаменами. Оглядываюсь, внутри все сожрано желтым казенным ремонтом, закрыто панелями, замазано краской и замуровано плиткой, но просматривается неистребимый порядок вещей: раздевалка там, где была, две ступеньки в левое крыло и в столовую, в правое крыло и в библиотеку.
Когда я училась в этой школе, она выглядела примерно так же, как при Холодове. Но сейчас со стены слева смотрит Путин и еще какие-то мужики. Раньше единственный портрет, который висел в вестибюле, был портрет-икона Холодова. Достаю телефон, хочу сфотографировать первый этаж. Охранница говорит, что без разрешения начальства она мне не даст ничего снимать. Я все понимаю, благодарю ее, и мы уходим. Нужно ли мне умереть, чтобы попасть внутрь родной школы? В виде портрета, книги, воспоминаний родственников, коллег и друзей.
Но наш с мамой визит заметили, ночью этого же дня мне приходит ответ на мой давний имейл – никакого мемориального класса нет, только вот доска на уличном фасаде. Я потом выясняю, что все же есть в одном классе пространство, где экспонируется холодовская печатная машинка, портрет и книга о работе и гибели Холодова «Взрыв».
Караул. III
Настоящее военное волшебство
Голицынский полк повышенной конности
И сказал Айболит: «Не беда – подавай-ка его сюда»
Что же такое приказ?
Парад победителей
В двадцать им стало двадцать пять
Главное, чтобы костюмчик сидел
Бой-баба
Только коммунисты не сдаются
Настоящее военное волшебство
Что же такое приказ?
Форменные женщины
Не прыгайте по газону, под ним дежурят офицеры
Первым делом… вертолеты!
Рязанский Рэмбо выживет и на Луне
В Чучкове «взорвали» атомную электростанцию
Универсальные солдаты
Настоящее военное волшебство
57.
Холодов пишет о войнах, происходящих на границах разваливающегося СССР. Рассказывает об ужасах, которые он там видит. Часто пишет браво, бодрится, он молод, спокоен, наблюдает за происходящим как бы со стороны. Я думаю, это рано выработанный профессионализм. Холодов не думает, что он правозащитник, он – корреспондент.
С детства Холодов идеализирует военную профессию: троянцы, мушкетеры, красноармейцы, и главные его герои, самые близкие, знакомые и вдохновляющие, – солдаты Великой Отечественной. Но еще на службе в восьмидесятых он наткнется на этот зазор между ожидаемым офицерством и офицерством настоящим. В своих опасных путешествиях корреспондентом «МК»