Страдание и радость возвращения хотя и с подбитой ногой, но живого и близкого…
Жизнь и Смерть, – две великие силы мира спутались и кружатся в стихийном, все сметающем вихре…
Рушатся города, чтоб отстроиться вновь…
Стонет под ударами железа искусство…
Падают столпы науки, и она сама пугливо прячется, косясь на кровавые поля боев…
Разрушается все почти, что создал Гений бессмертного ума и покрывается налетом кровавой копоти для того, чтобы потом, когда затихнут опустелые сверху, но полные внизу трупами долины Смерти, вспыхнуть вновь ярким пламенем феникса и, на зло нелепой Смерти, – создать вновь Царство света, яркой жизни и вечной Красоты, – этой мощной жизненной силы…
А пока грохочут орудия и валится ежедневно тридцать пять тысяч трупов, на всех дорогах и холмах Европы, – пока мечется стиснутое железом и огнем и взбаламученное вихрем мутное море жизни, – лучше быть там. Где все просто и ясно. Где нет лжи перед лицом Смерти. Где все равны: и живые, и мертвые. Где дышится легко и просто до тех пор, пока… дышится… Где нет злобы, распутства, зависти, мод, жадной наживы, лживых выспренних слов – где и в сумраке холодных ночей и в тусклом свете боевого дня – есть только Жизнь и борющаяся с нею Смерть.
Там хорошо… И три месяца, проведенные мною в борьбе, дают мне сознание, что и я принес свою посильную пользу вскормившей меня моей Стране.
В. В. Муйжель
С железом в руках, с крестом в сердце
(на Восточно-прусском фронте)
Плакат «Военный заем 1916 г.». Журнал «Нива»
Муйжель Виктор Васильевич (18 июля 1880–3 февраля 1924) – русский писатель, журналист и художник. Происходил из семьи мелкого служащего, выходцев из Литвы. Окончил Санкт-Петербургское центральное училище технического рисования, работал в издательствах. С 1903 г. начал печататься в периодике. В центре многих очерков, рассказов и романов Муйжеля – жизнь крестьянства. Публиковался в журналах «Нива», «Новое слово» и «Русское Богатство» (один из псевдонимов – Пскович Темнобородый). Наиболее известными его произведениями стали рассказы «Мужичья смерть» (1905), «Аренда» (1906), «Кухаркины дети» (1924), пьеса «Вешний ветер» (1923), роман «Год» (1911).
Во время Первой мировой войны работал военным корреспондентом «Биржевых Ведомостей» в Польше и Галиции. Написанные во время войны очерки легли в основу отдельной книги «С железом в руках, с крестом в сердце» (1915). После Октябрьской революции 1917 г. выступал с рассказами и повестями, читал лекции, опубликовал пьесу «Вешний ветер» (1923).
Многочисленные работы Муйжеля были опубликованы Товариществом «Просвещение» в одинадцатитомном собрании сочинений (СПб., 1911–1912). Позднее, уже в Советской России, были изданы сборник его рассказов (П., 1920), книга «За крестьянской правдой. Историческая повесть из времен крестьянской войны в Англии в 1381 г.» (П., 1923) и посмертный сборник его рассказов «Возвращение. Последние рассказы» (М. – Л., 1926). Похоронен на Литераторских мостках Волкова кладбища.
Текст печатается по изданию: Муйжель В. В. С железом в руках, с крестом в сердце: (На Вост. – прус. фронте). – Петроград: Т-во А. Ф. Маркс, 1915. – 264.
Книга предоставлена для публикации А. В. Олейниковым (Астрахань).
Отступление или бегство?
I
Столица Царства Польского, Варшава, пережила моменты высокого напряжения. Враг в четырнадцати – шестнадцати верстах грозил старому, красивому городу, своеобразному и особенному, являющемуся центром своеобразного, особенного края.
Нервный подъем, вызванный этой близостью, еще не мог улечься. В ушах варшавянина еще гудит отзвук канонады, и ночью, внезапно проснувшись, люди подымают голову и чутким ухом ловят тишину.
Страшного, колебавшего стены грохота нет. Нет привычного, так жутко выразительного лизга подков проходящей кавалерии, всепоглощающего, способного потрясти землю шага пехоты, железного дребезжания артиллерийских парков. И вместо возбужденного воя автомобильной сирены слышится медлительное тарахтение крестьянской телеги, привезшей дрова или картофель.
Все тихо, все спит, и тревожная мысль успокаивается. Где-то там, – уже за Лодзью, за Ченстоховом, – на далекой и страшной линии идут бои. Волна, катившаяся на прекрасный, как гравюра старого мастера, город, ударилась в плотную стену русских полков и, раздробленная, пенящаяся, откатилась назад. Она откатилась, оставляя спешно зарытые могилы, брошенные орудия, толпы раненых и пленных и, вместе с тем, оставляя разрушение и пустыню… На месте деревень – развалины; на полях – глубокие окопы и ямы, избороздившие землю во всех направлениях; вместо храмов – жуткие, зияющие пробоинами стены.
Острый, тревожный вопрос о том, есть ли это движение назад – стратегическое отступление или бегство, некоторое время висел над Варшавой.
Немецкая армия, спаянная жестокостью железной дисциплины, – враг серьезный. Прием некоторой части прессы, лубочных открыток, на которых казак с нелепо выпученным глазом держит двумя пальцами Вильгельма за ус, приглашая его узнать «вкус» – вся появившаяся на улицах больших городов макулатура, помимо пошлости своего тона, неверна по существу. Мало того, что этот прием пытается снова воздвигнуть, слава Богу, забытый уже девиз «шапками закидаем», – он просто не верен, так как не выражает настроения ни страны, ни, тем менее, войска. По существу противник силен, очень силен, он готовился к войне долго и упорно, и в том-то и слава, великая, незабываемая слава вашей армии – всей армии, начиная от командующих и кончая последним обозным солдатом – вечная слава тем, кто упорно противопоставил выносливость силе – свою мощь, знания, умение.
Стоит только один раз повидать людей, переживших бой, вглядеться в эти серьезные, чуть-чуть строгие лица, вслушаться в ровный, значительный голос, немного медлительный, как будто говорящий, обдумывает каждое слово и не вполне еще отрешился от недавних впечатлений, – стоит только вдуматься в это, чтобы понять, как серьезно было все то, что свершилось.
Но оно свершилось: разбитая волна откатилась и с удивительной, странной, неожиданной быстротой катится дальше и дальше… И по тому, что она оставляет позицию за позицией, заранее укрепленные, несомненно приготовленные к упорному сопротивлению; по огромным, невероятным переходам в тридцать – сорок верст в день; по смятению в перепутавшихся обозах, порою бросаемых, – можно уверенно сказать, что она не отступает, а бежит.
Вопрос о стратегическом отступлении на более укрепленные позиции падает. Штурм высоты 92,1 – один этот героический, беспримерный штурм доказывает несостоятельность мысли о планомерном отступлении.
И Варшава, полная воспоминаниями о былом, как больной после кризиса, вздыхает глубоко и облегченно. Теперь, когда непрерывный грохот орудий, зловещие силуэты аэропланов, беспрерывное движение войск, все