Хотя Фрейд и не разделял последние шаги, сделанные в соответствии с теорией Райха (те, что относились к генитальности, функции оргазма и т. д.), он одобрял направление его движения. Да и была ли речь о чем-то принципиально новом? Разве не были эти шаги попросту развитием, разве не соответствовали они проекту профилактики неврозов, сформулированному Фрейдом и составлявшему само основание работы поликлиник? Именно такой вывод позволяет сделать поддержка, оказанная Фрейдом Райху. Кроме того, в это время Фрейд еще не сформулировал свою пессимистическую теорию культуры, в которой агрессивность предстанет присущей человеку как таковому, тогда как культура и подавление, ею оказываемое, будут поняты как необходимое зло. Напротив, в 1927 году он признает, как мы уже отмечали, подавление, от которого страдают массы, и прирост культуре, который мог бы возникнуть из его, подавления, преобразования. В этот период Фрейд указывает на то, что некоторые лишения, которым подвергаются «отбросы общества», на самом деле для культуры совершенно не необходимы. Напротив, они подвергают ее опасности, ставя под вопрос ее легитимность. С этой точки зрения, та профилактическая направленность, которую столь ценит Райх и которую он будет развивать вплоть до создания в 1929 году центров сексуальной гигиены, действительно способна укрепить культуру, в полном согласии с позицией Фрейда.
Профилактика неврозов и коммунистический активизм
К этому новому пути, пойдя по которому, Райх многому научит других, его привела не только индивидуальная практика, познакомившая его с нищетой, с которой он столкнулся в поликлинике, но также и события, связанные с венским восстанием 15 и 16 июля 1927 года. Эти несколько дней, живейшее воспоминание о которых навсегда останется с Райхом, заставят его перейти к осознанному активизму и подведут к новым аналитическим вопросам.
30 января боевики-монархисты обстреляли толпу, собравшуюся на социал-демократический митинг, жертвы – двое убитых и двое раненых. Но 14 июля убийц в суде оправдали, и сразу на утро 15 июля была объявлена стачка. Рабочие занимают центр Вены, Дворец правосудия поджигают. Полиция стреляет в упор в разных районах города – с утра насчитали более сотни трупов. Райх, участвовавший в манифестации, скрывается со своей женой в парке. Он шокирован произошедшим и видит в нем поражение социал-демократии. Для него это политический переломный момент – тем же вечером он записывается в коммунистическую организацию, Рабочую взаимопомощь, которая представляет собой что-то вроде партийного Красного креста.
Это же событие позволяет ему проверить на практике справедливость теорий образования групп и идентификации с вождем, выдвинутых в книге Фрейда 1921 года Психология масс и анализ человеческого «Я». Полицейские демонстрируют механическое, бесстрастное поведение. Они слепо повинуются приказам стрелять. Однако Райха удивляет то, что толпа позволяет силам полиции ее уничтожать, хотя она достаточно велика, чтобы порвать полицейских на куски. Что же удерживает манифестантов от нападения на полицейских, когда в их интересах – именно так и поступить? Что позволяет толпе терпеть многочасовые обстрелы – то тут, то там? Все эти вопросы приведут к новой эвристике, позволяющей Райху проработать социальную функцию сексуального подавления.
В этот же период Райх начинает читать Маркса и Энгельса, теории которых он приспосабливает к своим размышлениям. Он также открывает для себя «классиков» современной социологии и антропологии, на которых Маркс и Энгельс опирались, – швейцарского социолога Иоганна Якоба Бахофена, изучавшего матриархат, и Льюиса Генри Моргана, первого исследователя систем родства. Как рассказывает об этом сам Райх, прочтение этих авторов сыграло решающую роль не только в его политическом взрослении, но и в его психоаналитической концепции, связанной с антропологией [125]. Однако именно его встреча с рабочими и пролетариями красного пригорода, а также терапия в их среде – вот что поможет ему проложить новый путь. Райх подчеркивает: «Истинные тайны социальной функции сексуального подавления открылись мне в результате медицинской и сексологической практики в среде венской молодежи» [126].
Райх взаимодействует со студенческими ассоциациями и с заводскими рабочими Вены. На своих лекциях он вскоре отказывается от теоретического изложения таких тем, как отношения между марксизмом и психоанализом или бессознательное, которые не отвечают насущным вопросам слушателей. Равным образом он осознает абстрактность и неэффективность марксистской пропаганды. Лозунги материализма и революции не работают. Райх стремится приобщиться к задачам своей аудитории, интересуясь ее повседневной жизнью. К концу лекций его засыпают животрепещущими вопросами: «Что делать, если между мужем и женой есть желание сексуальных отношений, но с ними вместе в одной комнате спит несколько человек? Почему врачи запрещают аборт женщине, которая не может воспитывать других детей? Почему наказывается гомосексуальность? Имеет ли право девушка завести любовника в семнадцать лет? Приводят ли сексуальные отношения в юном возрасте к сумасшествию?» Райх старается давать ответы с точки зрения психоанализа. Его доклады посвящены темам, волнующим слушателей и связанным с их обыденной жизнью. Райх рассматривает сексуальные расстройства, воспитание детей и вопросы семьи: «На собрания, которые я устраивал, стекались тысячи людей, желавших услышать мое мнение о социальном и сексуальном убожестве в обществе» [127].
Успех подхода Райха – успех всё более громкий – обусловлен не только его харизмой, энергией или умом. В молодежной и рабочей среде ощущался кризис, ожидание чего-то, и истинная сила Райха состояла в том, что он слушал этих людей. Вполне вероятно, что эта специфическая установка определена особенностями его аналитической терапевтической практики. Райх слушает и, общаясь с этими людьми, учится новому. Он подружился с одним рабочим, Цадникером, с которым познакомился в этот период. Цадникер доносит до него мысль о том, что значение имеют только общедоступные вопросы. И именно благодаря ему Райх начинает понимать общий уровень психических страданий, вызванных безработицей. Знакомясь с рабочей средой, Райх ставит под вопрос концепцию сублимации влечений в труде: рабочие, наоборот, страдают от своих функций; чтобы выносить монотонную работу на заводе, они вынуждены механизировать свое поведение. Эти наблюдения во многом способствуют разработке понятия «панцирь характера». Действительно, чтобы выполнять свою работу, рабочие, как отмечает Райх, не могут сублимировать, они, скорее, должны «тормозиться» и «защищаться панцирем»: «фрейдовская теория сублимации, возможно, применима к ученому или инженеру; но она плохо применялась к обычному врачу или технику и совсем не применима к механической работе масс населения» [128].
Также Цадникер раскрывает Райху «главный секрет функционирования семьи и брака: его жена зависела от него, а он – от нее» [129]. Разве интуиции Фрейда, который поставил