Именно этими вопросами Райх и занялся на раннем этапе. В своей книге 1933 года Психология масс и фашизм он показывает, что успех нацистской пропаганды объясняется тем, что она понимает массовые психические реакции и манипулирует ими, пусть и бессознательно [148]. Нацистская пропаганда присвоила старые темы, присутствовавшие в буржуазной культуре, такие как чистота расы и нации, разоблачение врага, а именно еврея или большевика, превознесение немецкой семьи и возвращение к военному порядку. Все эти темы, включенные в культуру и привитые каждому индивиду, определяли мощные аффективные мотивы, которыми нацисты смогли захватить массы, играя на сексуальной тревоге, которой они были отягощены. Как вообще достучаться до индивида, как убедить его направить стопы к гипотетической революции, ожидаемой в далеком будущем, революции столь неопределенной и ненадежной с точки зрения теперешней жизни? Вопреки ортодоксальным положениям, рабочий в себе революционным не был, и чтобы он стал таковым, недостаточно рассказать ему в нескольких брошюрах о теории Истории.
Райх отмечает, что в повседневной практике коммунистов царит жесткий формализм, заметный на собраниях активистов. В Берлине на одном митинге, собравшем после манифестации, на которой несколько человек было убито, около двадцати тысяч разгоряченных рабочих, какой-то партийный начальник умудрился сбить их пыл докладом о бюджете немецкой буржуазии. На собраниях молодых коммунистов, на которых бывает Райх, партийные чиновники препираются, пытаясь понять, как вообще подойти к молодежи, однако составляемые ими брошюры остаются оторванными от жизни и никого не интересуют. Райх констатирует, что точности и рациональности их аргументов недостаточно, чтобы привести массы в движение на либидинальном уровне. Здесь решающим оказывается его психоаналитический опыт. Он рассказывает об одном рабочем, который был активистом коммунистической партии, но потом переметнулся к нацистам. Этот слесарь, которого все его товарищи уважали, входил в ту же бригаду, что и Райх, но на выборах 1932 года он переходит на другую сторону. Его бывшие товарищи плевали ему в лицо и называли предателем. Но, как говорит Райх, «он не отличался от других ничем особенным» [149]. Либидинальный интерес не обязательно сходится с классовым; это, как отметил Райх, понял и Ленин, когда, вопреки теории, чтобы победить в революции, пообещал землю крестьянам, пусть даже это обещание и было «мелкобуржуазным», не признаваемым теорией, поскольку шло вразрез с коллективизацией, к тому же крестьянство вообще не считалось революционным элементом. Взгляды Райха на противоречия, которые могли присутствовать внутри масс, или на силу желания, толкавшего их к нацизму, а не коммунизму, партийным работникам были совершенно непонятны. Когда Райх отметил, что штурмовики (боевые отряды НСДАП, служившие для устрашения) набирались из рабочих и служащих, его осадили, отметив, что это реакционная идея. С точки зрения коммунистов, объективный ход исторического процесса и экономическое развитие гарантируют то, что масса революционизируется и сокрушит Гитлера как представителя Капитала. Но происходило обратное, и специалисты по направлению движения Истории были посрамлены на их собственной делянке – массы, которые они защищали, толпами шли голосовать за Гитлера. Более того, они будут желать фюрера.
В своем психоаналитическом понимании масс и власти над ними реакционных психоаналитических сил Райх преодолел решающий теоретический рубеж. Как и в буржуазном режиме, но в гораздо большей степени в нацистской или сталинской диктатуре именно сексуальное подавление – вот что является источником реакционной силы: «Политическая реакция, фашизм и церковь во главе требуют от трудящейся массы отказа от земного счастья, благопристойности, покорности, смирения и жертвы ради нации, народа, родины. Проблема не в том, что они требуют этого, а в том, что они политически живут и жиреют благодаря осуществлению этих наказов самой массой. Они, таким образом, опираются на чувства вины среднего индивида, на привитую ему сдержанность, на предрасположенность молча и покорно сносить лишения, порой даже с радостью, и, с другой стороны, на его идентификацию с блистательным фюрером, который дарит им свою „любовь к народу“, выступающую заменой реальному удовлетворению» [150]. С точки зрения Райха, предметом истинной борьбы с этого момента становится не что иное, как сексуальное подавление повседневной жизни реакционными силами. Сексуальная энергия, стоит ей только освободиться, создаст возможность для реализации силы, необходимой для подлинной революции. Буржуазная наука, занятая индивидом, была, таким образом, решительно перевернута – проблема уже не в том, почему среди подавленной массы встречаются редкие индивиды, готовые взбунтоваться, почему они асоциальны и склонны к насилию, но в том, почему основная ее часть соглашается, одобряет и даже желает этого подавления, которому подвергается. Райх формулирует это так: «Фундаментальная проблема качественной психологии заключалась не в том, почему голодный ворует, а, напротив, в том, почему он не ворует» [151]. Наука стала теперь служить не социальной реакции, но политической революции. Профилактика актуальных неврозов, снимая заторможенность, которой были поражены массы, и восстанавливая сексуальную функцию, в которой им было отказано, должна была позволить субъекту обрести свободу и способность действовать.
Здесь можно оценить пройденный Райхом теоретический путь и его практические следствия. И точно так же можно понять, почему за ним не последовал Фрейд, считавший, вероятно, ситуацию неблагоприятной, о чем мы будем говорить в следующей главе.
Политизация сексуальной жизни и успех Секспола
В 1930 году в докладе, адресованном Всемирной лиге сексуальных реформ, Райх подводит итоги своей работы в диспансерах Вены. В те времена Лига объединяла все ассоциации и многих людей, которые стремились к прогрессу в сексуальных вопросах (то есть к прекращению уголовного преследования гомосексуальности, праву на аборт, правам женщин и т. д.), но придерживались аполитичных методов. Лига пригласила Фрейда, но он отказался. Члены Лиги, часто увлеченные политикой, в том числе партийной, желали, чтобы ассоциации, в которых они занимались активизмом, оставались независимыми. В Германии Лига насчитывала более трехсот пятидесяти тысяч членов, то есть больше любой политической партии, и значительная их часть одобряла революционные взгляды. Райх в своем выступлении предложил Лиге новую платформу: основываясь на своем опыте в диспансерах, он попытался политизировать сексуальную проблему на самом общем уровне. С его точки зрения, задача состояла в том, чтобы объединить все ассоциации и тем самым получить возможность пробиться к массам и начать эффективно бороться с распространением нацизма. Лига отвергла предложения Райха, но, вопреки ожиданиям, его проект одобрила немецкая