Пройдет долгое время, прежде чем в Германии и Австрии появятся какие-либо проблески революционной психоаналитической практики [200]. Несмотря на все послевоенные усилия Айхорна, амбулаторий – бесплатная венская поликлиника – возобновит деятельность только в 1999 году [201]. Пока же политическому психоанализу нужно было искать другие пути для восстановления жизненных сил.
IV
Мари Лангер: от Вены 1930-х до Латинской Америки 1970-х
Сопротивление Мари Лангер в Вене 1930-х
Траектория движения Мари Лангер, сложившаяся вдали от маневров Эрнеста Джонса в Германии, свидетельствует о возможности пойти совершенно иным путем. История началась в Вене в 1935 году. Мари Лангер – двадцать пять лет, она только что окончила свой курс обучения медицине. В стране правит австрофашизм, и многим ее современникам ситуация кажется безнадежной. Однако Лангер желает верить в упорство и жизнеспособность освободительных движений, особенно феминистских и коммунистических, к которым она сама принадлежит. Последние теперь работают подпольно, стремясь сохранить живое наследие 1920-х: «В Красной Вене среди социалистов существовала прочная традиция феминистской борьбы; социал-демократы всегда придерживались убеждения, что женщины должны иметь право принимать решение о судьбе собственного тела, что выражалось в борьбе за легализацию абортов и против запрещавшей их 144-й статьи. Эта борьба была делом пролетарского женского движения как ответвления социалистической партии, а потому и делом коммунизма» [202]. Как мы можем заметить, патерналистская сталинская гегемония еще не успела к этому времени лишить Австрийскую коммунистическую партию всякой независимости. В эти годы многие коммунисты считали борьбу за равенство полов непременной составляющей революционной деятельности. Лангер не только работает в качестве психоаналитика, но и проводит подпольную анестезию вместе со своим другом, гинекологом Фрицом Йенсеном, еще одним членом коммунистической партии; они помогают с абортом женщинам, которые по экономическим или политическим причинам не могут сделать его в хороших условиях. В 1930-х, когда фашистский патернализм и антисемитизм уже успел утвердиться на новых территориях и завоевать господство на политической сцене, Красная Вена, однако, еще жива. Лангер вместе с другими участниками сопротивления поддерживает ее пламя. Большевистская революция 1917 года, начатая женщинами и совершенная в значительной мере силами феминисток начала XX века, стала в эти реакционные времена для Лангер надежным компасом.
Мари Лангер, психоаналитик марксистского толка и феминистка, воплощает, как и Райх, в самом своем пути и своих позициях народную историю психоанализа. Ее траектория, хотя обычно из официальной истории она исключается, проясняет тот промежуток XX века, который стал для психоанализа одним из самых плодотворных, промежуток, наполненный как важными политическими ставками, так и конфликтами, разметившими историю этой дисциплины, – и Лангер будет не раз о них рассказывать. Тот факт, что ее клинико-политические работы, ее исторические свидетельства о психоанализе и ее революционной деятельности во Франции остаются непереведенными, не позволяет по-настоящему исследовать «забвение», которым окутана эта траектория движения. И если фигура Райха остается эмблемой периода начала 1920-х – начала 1930-х, то фигура Мари Лангер – которая, насколько мы можем судить, никогда с Райхом лично не встречалась, – может стать для нас своего рода красной нитью, позволяющей восстановить историю психоанализа в целом. Ее речь, ее вопросы и ее решения, принятые перед лицом самой Истории, раскрывают многие аспекты того революционного направления психоанализа как дисциплины, которое столь умело скрывается ортодоксией.
Ранние годы
Детство, отрочество и юность Мари Лангер, родившейся в 1910 году в Вене, при правлении императора Франца Иосифа, совпали с периодом глубоких политических потрясений. Позднее она будет характеризовать свое отношение к Истории с некоторым юмором, называя его «имперским Эдипом» [203]. Первая мировая война означает для нее перелом: хотя ей только четыре года от роду, отец должен пойти на фронт. В этот момент она, возможно, и принимает решение о том, что хочет заняться лечением, стать медсестрой, поскольку медсестры – единственные женщины, которым позволяется пойти на войну, или, как она сама подчеркивает, для той маленькой девочки, которой она тогда была, это способ остаться рядом со своим отцом. Социально-историческая диспозиция ее эдипова комплекса пополняется новым эпизодом в 1916 году, когда умирает император Франц Иосиф. В свои семь лет она воспринимает это событие ни много ни мало как «смерть Бога». Для социального класса, к которому она принадлежит, это крушение всего мира в целом: в ее еврейской семье из высшего слоя австрийской буржуазии, пусть даже образованной и атеистической, правление императора представлялось чем-то непоколебимым, а сама его личность – «бессмертной». Представить переворот в устоявшемся порядке вещей было попросту невозможно.
Это вторжение большой Истории в замкнутый мир консервативной буржуазии подтолкнет Лангер к эмансипации… и прежде всего к освобождению от той модели «покорности», которую воплощает в себе ее мать – читательница Шопенгауэра, оправдывавшая мизогинию немецкого философа, «мать и супруга, всё как полагается»; Лангер называет ее «фригидной» и считает, что она могла бы стать «типичной пациенткой Фрейда» [204]. Несмотря на относительное культурное освобождение [205], которое после войны затрагивает и ее семью (республика провозглашается на следующий день после перемирия), ее мать продолжает, подобно «мадам Бовари», мечтать о большой любви, той самой, что удерживает женщину под властью мужчины и что была разоблачена Александрой Коллонтай. Однако сама Лангер хорошо понимает, кто истинный враг. Она столь критична по отношению к своей матери потому именно, что видит в ней продукт «социальной ситуации, казавшейся вечной». А потому ее «феминистский протест, отстаивающий женщину, является в равной мере способом истребовать вытесненную женственность ее матери» [206].
При поддержке отца Мари Лангер начинает учебу. Она поступает в Школу Шварцвальд (Schwarzwald Schule), директриса которой фрау доктор Шварцвальд – социалистка либерального толка. Затем в Цюрихе она поступает в первый университет, доступный женщинам – в те годы они не могли продолжить высшее образование в Австрии, – где также учатся и будущие русские революционеры. Большинство преподавателей – «марксисты, прямо занимающиеся политикой», тогда как в целом университет придерживается «феминистской и в то же время