— Папа…
Я вздрогнул и резко обернулся. Никого. Комната была пуста.
— Ты опять его слышишь? — Глаша тихо и незаметно подошла сзади, положив руку мне на плечо. — Этот голос?
Я не знал, что ответить. С одной стороны — не хотел ее пугать. С другой — не мог врать. Я ведь так и не сказал, что думаю, что слышу голос нашего неродившегося ребёнка.
— Не знаю, что это, — честно признался я. — Но я… У меня было видение… Я видел тебя… Наш дом… Ты гладила пеленки…
Она замерла, пальцы слегка сжали мою гимнастёрку.
— А еще… — Я замолчал, внезапно осознав, насколько безумно это прозвучит.
— Говори.
— Я думаю, это был… — Я всё-таки решил не юлить и не скрывать правду. — Он. Наш ребенок.
Глаша не рассмеялась. Не назвала меня сумасшедшим. Она просто очень внимательно посмотрела на меня — так, словно пыталась разглядеть что-то в моих глазах.
— Ты уверен?
— Нет. Но… — Я провел рукой по лицу. — Что, если это не просто галлюцинация? Что, если он действительно пытается что-то сказать? Хотя, на таком сроке это просто невозможно.
Глаша медленно кивнула, опустив руку на живот.
— А вдруг… это не просто ребенок? — прошептала она.
Я нахмурился, пока не понимая, куда она клонит:
— Что ты имеешь в виду?
— Мы с тобой оба знаем, что в этом мире есть вещи, которые сложно объяснить. Может, он… особенный? Вся наша нынешняя жизнь похожа на какую-то… сказку, былину, или древнюю легенду: ведьмы, лешие, живые мертвецы, колдуны… — попыталась она донести до меня свою мысль. — Даже ангел с Черномором имеется…
— Да-да, даже целый архангел имеется, — рассмеялся я.
— Так вот, вспомни хотя бы наши русские народные сказки, — продолжила она развивать своё предположение. — Фраза «растёт не по дням, а по часам» ни о чём тебе не говорит?
— А ведь действительно такая фраза очень часто встречается в русских народных сказках, — согласился я со своей любимой женщиной.
— Она означает, что герой растёт необычайно быстро, гораздо быстрее, чем это возможно в обычной жизни. Понимаешь?
— Еще бы! — криво усмехнулся я. — Это один из распространённых сказочных тропов[1], указывающий на чудесное развитие персонажа… Ты серьёзно думаешь, что наш малыш может быть… волшебным? — Мои пальцы судорожно сжали подлокотники кресла.
Глаша пожала плечами, но в её глазах читалась тревожная уверенность.
— А почему бы и нет? — Она с любовью погладила выпирающий живот. Может, он уже не просто «эмбрион», а… кто-то больше?
— То есть, ты считаешь, что он… не просто растёт быстро, а в каком-то смысле уже себя осознает?
— Не знаю, Ром. Но раз уж мы живём в мире, где существует волшебство, почему наш ребёнок не может быть каким-то… особенным? — её голос дрогнул. — Может, он пытается предупредить нас о чём-то?
Я закрыл глаза, пытаясь снова мысленно вернуться в то видение. Солнечная комната, пелёнки, Глаша у окна… И этот голос, мысленно зовущий меня — папа… И опять словно кто-то тихонько тронул моё сознание.
— Вот, опять…- прошептал я, вздрогнув.
Глаша схватила меня за руку:
— Ты слышишь его прямо сейчас?
Я кивнул, не в силах объяснить, как это работает.
— Только разобрать ничего не могу. Чувствую только присутствие… Я не понимаю, как это возможно, но… он здесь. Он будто бы уже знает тебя, меня… Он наблюдает за нами, любимая…
Мы переглянулись. Если это правда, если наш ребёнок действительно развивается не так, как обычные дети, то что это значит?
— Может, это из-за нас? — предположила Глаша. — Мы с тобой оба… особенные. Пусть я и не одарённая, но мой род — ведовской. Твой род, как выяснилось, вообще берет начало от древнерусского князя-чародея и оборотня Вольги Всеславьевича…
— Вот оно — объяснение! — выдохнул я с облегчением. — Может быть, ты и не помнишь эту былину о рождении прародителя моего рода, но мой мертвый дедуля мне об этом все уши прожужжал при первом знакомстве…
— Нет, не помню, — мотнула головой Глаша. — И о чём там?
— Прародитель моего славного рода был сыном Великого Змея — Ящера! Одного из древних языческих божеств. Как утверждает дедуля, во время его рождения само небо вздрогнуло, а земля затряслась, а после и весь мир замер! И даже древние чудовища застыли в ужасе, пораженные мощью нового Властителя силы. Но я сейчас не об этом…
— Да нет, как раз об этом, — улыбнулась моя ненаглядная, продолжая ласково поглаживать свой живот. — Теперь мне многое становится понятно — родство с дивными существами такой ужасающей мощи никогда не проходит бесследно. Даже через много-много-много поколений. Родовая память хранит многие тайны… И что там дальше было в той былине? К чему мне готовиться? — И она весело мне подмигнула.
Какая же она у меня молодчина: ни страха, ни суеты перед неизведанным, ни истерических криков: что нам с этим делать?
— Так вот, родная, — я легко прикоснулся ладонью к животу Глаши, — мой первопредок, как раз и рос не по дням, а по часам! Когда он родился, мать запеленала его в пеленки, перевязав их золотыми поясами, положила в резную колыбель, стала над ним песни петь…
— Я тоже так хочу, Ромочка! — Глаша обняла меня, а я, наклонившись, прижался щекой к её животу. — Пеленать и качать нашего ребенка в колыбели. Я соскучилась по всему этому — Акулинка-то уже давно выросла.
— А вот с этим у нас могут возникнуть проблемы, любовь моя. Если та былина не приукрашивает…
— Как? — ахнула Глаша.
А так — только час проспал Вольга, — продолжил я краткий пересказ древнерусского эпоса, — проснулся, потянулся — лопнули золотые пояса, разорвались пеленки, а у резной колыбели днище выпало. А Вольга на ноги стал, да и говорит матери:
— Сударыня матушка, не пеленай ты меня, не свивай ты меня, а одень меня в латы крепкие, в шлем позолоченный, да дай мне в правую руку палицу, да чтобы весом была палица в сто пудов… Не хилые запросы в первые часы жизни?
Глаша удивленно охнула, не в силах поверить, что и со всеми нами может приключится подобная история.
— Я подозревала, что плод развивается как-то быстро — на таком сроке живот должен быть куда меньших размеров, — призналась она. — Но, чтобы настолько…
Я обхватил голову руками:
— Не по дням, а по часам, по минуточкам…
— Слушай, — Глаша положила обе руки на живот и закрыла глаза. — Я с ним всегда разговариваю, с самого первого дня, как узнала. Если он может говорить с тобой… попробуй еще раз поговорить с ним в ответ, — попросила она.
Я не колебался ни секунды и тоже прикоснулся к её животу:
— Привет, малыш! Это твой папа…
Тишина. Но через пару секунд я ощутил лёгкий ментальный «толчок» — будто кто-то дал понять, что слышит меня. Но четкого ответа на этот раз так и не последовало.
Ты устал? — Я не стал произносить это в слух, а обратился к своему дару. — Не можешь больше отвечать? — Еще толчок. — Как будешь готовь, дай знать! Я люблю тебя, и мама тоже тебя любит! — После этих слов меня накрыло такой волной непередаваемого блаженства и любви, что я понял без лишних слов, наши чувства взаимны.
— Он ответил, Глаша! Ответил! Правда не словами, а чувствами… Он пока еще маленький и слабый, но как только наберётся сил — обязательно даст знать…
Глаша улыбнулась:
— Я же говорила — он у нас самый-самый!
— Но это же… — Я просто не находил слов.
— Волшебство? — закончила она за меня.
— Волшебное безумие, — прошептал я, на этот раз я уже совсем не сомневаясь, что это реально.
Наш ребёнок действительно рос не по дням, а по часам. И кем бы он ни был в будущем: могучим чародеем, былинным богатырем, или тем и другим вместе взятым — нам только предстояло это выяснить. И мне кажется, я знаю, кого надо подробно расспросить на этот счет — моего прародителя, Вольгу Всеславьича.
Воспоминания о дедовых рассказах всплывали обрывками, потому что слышал я их в тот самый день моего представления предкам в родовом храме. И вроде бы бы было в них что-то типа: «Кровь Ящера не дремлет, внук. Она зовёт своих потомков в час нужды…»