– Да ты тут совершенно ни при чем, – качает головой Алекс.
Что, черт возьми, обнаружила Вики?
– И с кем же ты встречаешься? – и он пристально смотрит на Чарли. – С кем TM&S хочет вести дела? И добыча будет вестись здесь, в Коппе? Или где-то еще?
– Да по всей Лапландии, но почти наверняка упоминается и этот городок, – говорит Чарли. – А в Хельсинки я встречаюсь с финской лоббистской группой, чтобы посмотреть, сможем ли мы принять участие в акции. Организовать какую-нибудь волну по всему миру или еще что-нибудь в том же духе. Ну, ты и сам знаешь, TM&S в конечном счете все равно возьмет верх.
Алекс почти не слушает. Нужно срочно позвонить Агате и рассказать о своем открытии, если она сама еще не врубилась. Он открывает телефон. Снимок, на который он смотрел прошлой ночью, на месте, но лицо Вики уже не занимает весь экран. Теперь он видит всю фотографию: Брайс рядом с Вики, бокал вина, который держит Вики, окно позади.
Алекс щурится на фотографию.
– С тобой все в порядке? – спрашивает Чарли. – Ты словно привидение увидел.
Алекс глядит на руку Вики, протянутую к окну.
Да, он увидел призрака.
Своего рода.
Призрака, который кое-что ему сообщил.
Коппе, 1998 год
Первое, что Кайя сейчас знает точно: она не может полагаться ни на кого, кроме себя.
Второе: ей нужны деньги.
Очень хочется, чтобы ее план сработал. Она позвонила отцу ребенка, рассказала ему, что именно ей нужно и зачем. Солгала, конечно, но он, похоже, купился.
Кайя сидит в машине возле небольшого гаража на окраине города, когда он подъезжает. Проверяет, нет ли вокруг никого, потом торопливо выскакивает и прыгает к ней в машину.
Рассматривает отметину на ее лице, качает головой. Потом достает из кармана конверт.
– Это правильный поступок, – одобряет он, протягивая деньги. – А с клиникой договорилась?
– Угу, – бурчит Кайя.
– Впрочем, выбора тебе, похоже, все равно не оставили, – говорит он. – Насколько я знаю Миику, он бы из тебя это просто выбил. Но так неправильно, Кайя. Тебе нужно бросить его. Когда все сделаешь.
Женщина ничего не говорит. Пусть думает, что она едет делать аборт. И деньги ей нужны, чтобы пожить какое-то время в Хельсинки. Да пусть думает что хочет, черт возьми. Сам, наверное, все поймет, когда она не вернется. Поймет, что она живет где-то с его ребенком… И что он сможет сделать? Она уйдет из его жизни. И постарается не вернуться.
– Кайя, послушай… – Он колеблется. – Я должен извиниться перед тобой за то, что наговорил в последний раз. Набросился на тебя. Был… беспощаден. Но есть вещи… – Он умолкает и смотрит в окно. – В моем браке есть такое, что тебе не понять. Мне не следовало заводить с тобой роман. Мы-то знаем, что все было взаимно, но люди могут сказать, будто я тебя принудил. Ну, так вот, я хотел нагнать страху, и мне жаль. Могу только представить, как ты напугалась, бедняжка. Я слабый, ужасный человек.
Кайя сглатывает. Слишком поздно для всех его банальностей. Все это он сейчас говорит, поскольку думает, будто она делает то, что ему нужно, вот и проявляет великодушие. А может, и рассчитывает, что, когда она избавится от ребенка и уйдет от Миики, он сможет продолжить с того места, где закончил.
Снова затащить ее в постель.
Так, нужно поблагодарить, попрощаться и ехать домой. Сегодня вечером следует собрать остальные вещи и уйти, сделав вид, что отправляется на работу.
На дороге раздается звук приближающегося фургона, и Кайя вместе с бывшим любовником сползают на сиденьях как можно ниже. Фургон тормозит, как будто намереваясь въехать в гараж, но в конце концов проезжает мимо.
Кайе нужно уезжать… но вместо этого она поворачивается и смотрит прямо в глаза этой пародии на мужчину, который воображает, будто загнал ее в угол.
– Да, полагаю, люди станут чесать языки, – говорит она. – А ведь репутация для тебя жизненно важна, так?
– Кайя…
– Конечно, мы знаем, что все было взаимно. Но да, я могу представить, что кое-кому придет в голову, что ты воспользовался своим положением. Учитывая, какой ты влиятельный человек и все такое. Могут ведь и заинтересоваться, когда ты положил на меня глаз. Небось, я еще в школьной форме ходила? А когда впервые меня поцеловал? Я, конечно, буду возражать и говорить, что к тому времени уже выросла. Целых двадцать один год. Что сама этого хотела. Вот только поверят ли мне? Жертвы ведь обычно так и говорят, верно?
Он хватает Кайю за горло и прижимает к окну с ее стороны.
– Ты не посмеешь. Не посмеешь выдумывать ничего подобного. Это отвратительно.
Капельки слюны летят ей на лицо. От гнева глаза у него вылезают из орбит, на виске вздуваются вены.
Кайя улыбается, хотя у нее болит горло и трудно дышать.
Пусть убьет ее. Пусть убьет женщину, которая носит его ребенка, и ребенка тоже.
Пусть живет с чувством вины.
Похоже, эта мысль приходит и ему в голову.
Когда она начинает задыхаться, он смаргивает, осознает, что делает, и отпускает ее.
Смотрит на горло Кайи, потом на свою руку, как будто видит ее впервые.
Воздух между ними раскален.
– Прости, – говорит он.
– Тебе лучше уйти, – хрипло шепчет Кайя. – Вдруг тебя кто увидит. Ступай домой к жене.
Он не может на нее смотреть.
Поворачивается и выходит из машины.
Кайя сжимает конверт с деньгами. Потом улыбается, кладет его в бардачок и едет домой.
К черту этих мужиков. Они думают, что могут использовать ее. Ну а теперь она будет использовать их.
Коппе, 2019 год
Проводив Чарли, Алекс направляется к стойке регистрации. Николас там, заполняет документы уезжающему гостю.
– Николас, – говорит Алекс. – В ту ночь, когда Вики пропала, ты видел ее в баре с американцами? Или когда она уже вернулась сюда?
Николас хмурится.
– Нет, Алекс, – говорит он. – Меня в ту ночь здесь вообще не было, помнишь?
Алекс вопросительно смотрит на Николаса.
– Я был в отеле, – напоминает Николас.
Алекс кивает.
– Верно, ты же говорил.
– А что такое?
– Да ничего, собственно, – торопливо поясняет Алекс. – Просто хотел уточнить, помнишь ли ты, что видел ее. А Гарри где?
– Собирается ехать с группой к водопаду, чтобы полазать по льду, – отвечает Николас. – Будет стоять у автобуса, ждать, пока все рассядутся. Если поспешишь…
Но Алекс уже ушел. Гарри стоит у задних дверей и отмечает на