Вечером мы сняли на озере сети и вентеля, нагрузились ягодой и пошли в город. Тропа от озера Медвежьего вскоре слилась с тропой, по которой мы шли весной с дедом Ильёй. Я всё думал, как рассказать старому таёжнику про несчастье с его избушкой, чтобы не расстроить.
– Сань, а почему твоё озеро называется Медвежьим? – спросил Макс у Мохова на очередном привале.
– А чёрт его знает, – ответил Санька, тяжело дыша после ходьбы по топкой тропе, заросшей ерником [36], раскрасневшийся, со слипшейся мокрой болотной кочкой волос на голове. – Но медведей я тут никогда не видел. Нет их тут.
В город мы пришли ночью, а утром отправились к деду Илье. Долго стучали в дверь, но нам никто не открыл. Когда мы уже выходили из коридора на улицу, столкнулись в дверях с его соседкой – пожилой задумчивой женщиной тётей Галей.
– Вы к деду Илье, ребята?
– Да, – ответили мы.
– А вы разве не знаете?.. Он умер несколько дней назад.
– Как?! – ужаснулись мы.
– Как все умирают… – тяжело вздохнула тётя Галя и ушла.
Отупев от этой новости, мы долго сидели на лавочке возле дома деда Ильи. Верить в то, что нашего наставника больше нет, не хотелось. Неумолимый и безжалостный поток вечности стёр этого тихого доброго человека из жизни, унёс вниз по течению человеческой цивилизации – в чёрную бездонную пропасть небытия. Так же, как Гилюй унёс, расшвырял по своему руслу – по завалам и заломам – его зимовьё. Пройдут годы, и забудут старого рыбака люди, забудут и его избу на Тополином. Родится новое поколение и не найдёт их следа, как будто и не было их никогда. Таков закон Вселенной – всё приходит из ниоткуда и в никуда возвращается. Навечно. Жестокий закон. Бессмысленный. И хуже этого закона нет ничего.
Глава XII
Глухарь, которого я не стреляю
Смерть деда Ильи была не последним тяжёлым для нас ударом безжалостной судьбы в тот год. Поздней осенью беда постигла Саньку Мохова.
В июле и августе мы ходили к нему на Медвежье, жили по нескольку дней, ловили карасей, собирали поспевшую к тому времени голубику. Санька, изменяя своим многолетним устоявшимся традициям, перестал пить. Продав ягоду, он теперь не покупал водку, а запасался продуктами, новой одеждой, запчастями для «Бурана», готовясь к зиме. Приобрёл даже транзистор и старенькую бензопилу «Дружбу», списанную со зверофермы в соседнем селе Первомайском.
Осенью Санька приглашал нас на охоту, но у меня началась школа – выпускной восьмой класс, и я засел за учебники. А Макс поступил в СПТУ, и его учебная программа со множеством новых предметов тоже занимала всё свободное время. К тому же мы стали ходить в секцию рукопашного боя в спортзал «Прометей» при нашем посёлке Мостострой-10. Напряжённая учёба и плотный график тренировок крепко привязали нас к городу…
В конце октября к избушке молодого промысловика Павла Нечаева, что стояла на одном из притоков Могота в самом сердце Станового хребта, повадился ходить старый медведь. Большинство его сородичей уже разбрелись по берлогам, а этот всё никак не мог залечь. Ходил по тайге неприкаянно, пожирая побитые морозом ягоды брусники, подбирая падаль и доедая остатки добычи других хищников, и всё не мог насытиться. Это был старый худой беззубый зверь, который уже доживал свой беспокойный век и которому в это лето особенно трудно было запастись на зиму слоем жира.
Медведь пришёл к зимовью Нечаева поздно вечером, когда охотник готовил ужин и обдирал добытого соболя. На улице злобно залаяла собака и умчалась за медведем в непроглядную тьму ночи. Собака была такой же неопытной, как её хозяин, и, отогнав косолапого к распадку, вскоре испугалась и вернулась обратно, а медведь ушёл за сопку и залёг.
Утром Нечаев посмотрел следы и понял, что за гость был у него ночью. Он поставил на тропе петлю из стального троса и ушёл с собакой искать соболей. Вечером медведь заявился снова. Это был хитрый зверь, и теперь он вышел к избушке с другой стороны, миновав приготовленную для него ловушку. На этот раз, услышав такой же, как накануне, грозный и злобный лай собаки, Нечаев вышел из зимовья и дважды выстрелил из карабина в воздух. Собака вновь убежала за медведем, но вскоре вернулась.
На следующий день Нечаев не пошёл на охоту. Он сделал перед зимовьём высокую засидку на деревьях, между тремя большими лиственницами, и разложил возле двери избушки приманку – мясо кабарги [37]. На всех тропах, ведущих к зимовью, поставил петли. Когда начало темнеть, он тепло оделся, закрыл собаку в зимовье и влез на засидку. В этот раз медведь пришёл позднее обычного – в полночь. Нечаев даже задремал в ожидании. Проснулся от приглушённого истерично-визгливого лая собаки, которая в бешенстве металась по избушке. Медведь хитро миновал все расставленные петли и осторожно приближался к разложенной приманке.
Ночь была тёмная, безлунная, и виден был только расплывчатый силуэт зверя. Нечаев осторожно, стараясь не подшуметь, сдёрнул зубами толстую ватную рукавицу с правой руки, снял СКС [38] с предохранителя, прицелился в середину шевелящейся расплывчатой медвежьей кляксы и плавно нажал на спуск.
Раздался выстрел. А потом по тайге покатился страшный рёв раненого зверя, чёрная тень метнулась в чащу, ломая кусты ольхи и молодые лиственницы.
Вскоре всё затихло, только собака жалобно и нетерпеливо скулила в избушке. Нечаев долго не решался слезть с засидки. Спустившись, не стал отпускать лайку по следу, решив дождаться утра.
На рассвете Нечаев с собакой пошли за медведем. Промысловик надеялся, что зверь был серьёзно ранен и уже лежит где-то неподалёку бездыханно. Крови на его следах сначала было много, встречались даже осколки кости. Но потом следы становились всё чище. Снега в ту осень в тайге почти не было, тонкий его слой лежал лишь на северных склонах сопок и в глухих тёмных распадках. В одном из таких распадков Нечаев прочитал на снегу, что зверь ранен в заднюю лапу. Пуля раздробила стопу, почти отстрелила её, медведь передвигался на трёх конечностях. Рана была болезненной и серьёзной, но не смертельной, с ней медведь уйдёт далеко. Нечаев шёл целый день, видел место, где отлёживался зверь, и неровную цепочку следов, уходящих вдаль. Не хотелось ночевать в тайге наедине с раненым зверем, имея неопытную собаку и недостаточно мощный патрон. Приближался вечер, и охотник повернул назад. «Чёрт с ним – с этим