Привыкнув за целый день к неудачам, мы не надеялись, что оно будет обитаемым. Мы уже встречали сегодня подобные гнёзда, но все они были пустыми. Да и отсутствие шелухи и мелкого мусора на снегу под деревом указывало, что в его кроне никто не живёт. Мы уже собрались уходить, и всё же я не утерпел и стукнул по стволу обухом своего туристического топорика. Никаких признаков жизни. Я стукнул ещё несколько раз подряд. Дерево было довольно тонким; гнездо от ударов раскачивалось из стороны в сторону, а с пышных веток посыпался душ из кухты [68].
Подождав, когда облетит снег, я вскинул ружьё, навёл стволы в сторону гайна и долго всматривался во входное отверстие через прицел, пока вдруг с изумлением не обнаружил чёрную пушистую мордочку.
– Белка! – нервно вскрикнул Филин и закашлялся, глотнув мороза.
Зверёк от звуков его голоса испуганно сиганул из гнезда на крышу, а с неё – на ствол сосны и, царапая жёлтую кору острыми коготками, стал карабкаться вверх. Когда белка достигла макушки и стала раскачиваться на ней, готовясь перепрыгнуть на соседнее дерево, я выстрелил. Зверёк, кувыркаясь и пружиной отскакивая от веток, полетел вниз – к нашим ногам.
– Вот это круто! Вот это класс! – ликовал Ванька, разглядывая чёрную пушистую шкурку с белым пятном на груди. – Вот это добыча!
Я молча теребил в руках тёплое тельце первой своей добытой белки и поверить не мог в удачу, гордыня и радость настолько сильно переполняли меня, что я потерял дар речи.
Но самое интересное ждало нас впереди. Оказалось, что белка была не одна. Пока мы восхищались добычей, из гнезда, взбудораженная выстрелом и восклицаниями Филина, выскочила вторая белка. Я чудом заметил её боковым зрением, когда на секунду поднял голову, поправляя шапку. Сунув Филину добытую пушнину, я снова вскинул ружьё.
– Не стреляй! – закричал друг. – Это моя! Был уговор!
Филин попытался отобрать у меня ружьё, но я цепко схватился двумя руками за приклад и цевьё и не выпускал оружие из рук. Впервые я проникся всепоглощающей охотничьей страстью, меня трясло от азарта, и никакая сила на свете не способна была лишить меня сейчас ружья, даже охотинспектор, окажись он рядом. И надо признать, что эта охотничья страсть не отпускает меня до сих пор, и в ней нет ничего предосудительного. Но в той ситуации она совсем меня не красила, так как, действительно, ещё утром мы договорились с Филиным, что стрелять будем по очереди: первая добыча моя, вторая – его. Свою белку я взял, и сейчас была его очередь стрелять. Но в азарте я забыл про уговор. Вернее, я в одностороннем порядке расторг его мысленно.
Раздался выстрел из нижнего дробового ствола, и вторая белка полетела вниз. При внимательном рассмотрении оказалось, что она была бита всего одной дробинкой, которая попала точно в глаз. Несмотря на расхожее мнение, что промысловики в тайге бьют белку в глаз благодаря опыту и мастерству, это происходит не столько от воли стрелка, сколько потому, что стреляют, боясь испортить шкурку, в голову, да к тому же выбирая момент, когда само тело белки скрыто за стволом. С большой долей вероятности дробинка в такой ситуации попадёт зверьку в глаз. Так было и в этот раз. Я стрелял по голове, показавшейся из-за ствола. Но и тогда, и много лет спустя я рассказывал, что попал белке в глаз не случайно, а именно в глаз и целился. И якобы этот выстрел не что иное, как доказательство моего великого врождённого стрелкового мастерства.
И пока я искренне радовался удаче, мой напарник не на шутку обиделся. Мне стоило больших усилий не только скрывать переполняющую меня двойную радость, но и убеждать, что это не последние белки, каникулы длинные и следующие два, нет, даже три выстрела подряд будут за ним. Но прежде чем уйти, я срубил дерево и забрал гайно для своего домашнего музея. Сосна, хоть и была совсем не толстой, промёрзла так, что я сломал свой любимый туристический инструмент: металл треснул и отломился в месте спайки топора с топорищем. Я не стал его выкидывать и забрал с собой, надеясь, что найду сварщика и починю, но инструмент впоследствии затерялся.
На подходе к зимовью Филин всё ещё дулся на меня. Тогда на толстой и бескорой лиственнице, давным-давно упавшей поперёк Эльгакана в нескольких метрах от нашей избушки и ставшей белкам хорошим мостом для перехода через ручей (они уже успели набить на снегу поверх неё торную тропу), я поставил один из прихваченных утром капканов под след и пообещал, что, если в него попадётся белка, Филин возьмёт её себе. Забегая вперёд, скажу, что утром в капкане действительно оказалась белка и я честно отдал её другу.
На зимовье обида товарища окончательно прошла. Мы растопили печку и поставили на неё котелок с мёрзлым чаем, который не допили ещё в прошлые выходные и, уходя, не выплеснули, так и оставив его на столе. Котелок от замороженного чая слегка раздуло, но зато не нужно было ждать, пока закипит вода, достаточно было лишь разогреть содержимое.
Все работы по хозяйству мы проводили практически в темноте, потому что вездесущие мыши за те дни, пока нас не было, залезли на полку и съели все наши свечи, а что не съели, то раскрошили в труху, оставив лишь несколько тощих и коротких погрызенных кусков парафина. В одном из таких бесформенных кусков обнаружилась часть фитиля, и нам удалось сделать из него тусклое подобие ночника. В его хлипком свете мы разлили по кружкам горячий чай и, обжигая губы, с наслаждением согревались после целого дня, проведённого на морозе.
Поскольку чай больше недели находился в крепко замороженном состоянии, он не то что не испортился, а, наоборот, приобрёл дополнительную терпкость и таёжный аромат – пах и дымом и льдом одновременно. Но, отпив половину содержимого, я вдруг стал ощущать во рту какие-то инородные крупинки.
– Ванька, а ты в прошлый раз перед уходом чай гранулированный заваривал? – спросил я у друга.
– Нет, – ответил он, хрустя мёрзлым хлебом, – у нас гранулированного-то сроду не было. Обычный листовой, грузинский.
– А откуда тогда у меня гранулы в кружке? – недоумевал я.
Филин, отпив несколько глотков, тоже обнаружил на языке эти подозрительные зёрнышки. Мы попытались рассмотреть их при свете нашего «жировика», но сделать это было сложно. Но когда я всё же исхитрился поднести несколько инородных объектов вплотную к тусклому пламени, то, даже не будучи дипломированным специалистом по экскрементам