Лицо у Тошки посветлело.
– Оптимист ты, Витька! С тобой я – хоть в огонь, хоть в воду! Я рад, что ты у нас в классе появился. И хотел бы дружить с тобой до конца жизни! Ты не такой, как все!
Витька протянул ему ладонь. Друг крепко пожал ее. А когда Тошка, уснув, засопел, стал размышлять по поводу «не такой, как все».
Верно он, конечно, подметил. Друзьями особо не обзаводился, держался особнячком. Тусоваться не любил. Идти на поводу чужих мнений и интересов – тоже. Учителя в школе на него матери жаловались, и именно за то, что он «не такой, как все». И в начальных классах, и в новой школе, сразу после их переезда. Он долго не мог привыкнуть к школьным требованиям, стеснялся говорить, ловя на себе любопытные взгляды одноклассников. Мать часто вызывали в школу.
Однажды после очередных нареканий она на него так рассердилась, что в сердцах крикнула: «Что ты у меня за уродец такой?!» Витьке будто кто под дых дал. Дыхание перехватило, вот-вот сознание потеряет. В каком-то диком запале схватил со стола нож, которым мать мясо разделывала, и всадил себе в ступню ноги. Надорвал вену. Увидев лужицу густой бурой крови на линолеуме, побледнел и бессильно опустился на пол. Прибежавшая на его стоны в кухню мать сюсюкать да причитать не стала. Принесла бинт и прижала к ране.
– Крепко держи! – строго скомандовала она. – Дурья ты голова! От потери крови умереть можно!
А сама по телефону срочно вызвала отца. Тот примчался весь в мыле. Схватил его на руки и, посадив в машину, отвез в больницу. Но врачам было не до него. К двери операционной, возле которой им было велено подождать, подкатили носилки с мужчиной. Простыня, которой тот был накрыт до пояса, была вся пропитана кровью. Мертвенно-бледное лицо по цвету не отличалось от наволочки подушки, на которой бессильно моталась голова. Подбежавшие медсестры сбросили на пол простыню, и то, что увидел Витька, привело его в шок. Из обрубков ног, сочившихся кровью, торчали кости, а сам человек был в агонии. Картина ужасов, жуткая, противоестественная…
Один из санитаров потрясенно произнес:
– Как он под поезд-то умудрился попасть?!
Напарник пожал плечами:
– Кто его знает? Может, покончить с собой хотел, да не вышло… Теперь на всю жизнь инвалидом останется.
В этот момент к ним подошла медсестра и пригласила Витьку в перевязочную. От стресса Витька даже не чувствовал боли, когда ему на рану стали накладывать швы. Перед глазами был все тот безногий мужик, которого на каталке в операционную везли…
Только дома они успокоились. Отец уехал на работу. Витька с мамой, обнявшись, устроились на диване.
– Зачем ты, сынок, это сделал? – тихо спросила она.
Сглотнув подступивший к горлу комок, Витька хрипло ответил на вопрос вопросом:
– А почему я, мам, не такой, как все?!
Она долго молча гладила его по волосам, будто тщательно обдумывала ответ.
– Так это ж хорошо. Ты относишься к той редкой категории людей, которым чуждо стадное чувство. Значит, в тебе есть сильный духовный стержень. Это большое достоинство человека. Но подчиняться законам социума до поры до времени придется. Получить необходимые в жизни знания ты должен. А когда наберешь силу – уверенно пойдешь своим путем. – Она замолчала, уставившись печальным взглядом вдаль, словно хотела разглядеть этот его «путь». Потом, тихо вздохнув, продолжала: – И опять же… нужно уметь правильно рассчитывать свои силы. Знаешь, есть очень мудрая поговорка: «Дай Бог нам силы сделать то, что мы можем; дай Бог нам мужества отказаться от того, что мы не можем изменить; дай Бог нам мудрости отличить одно от другого». Уяснил?
Витька, кивнув, уткнулся головой матери в плечо. Не все понятно, конечно. «Стадное чувство», «социум», «стержень»… Но, в общем-то уяснил. Учиться, конечно, надо. И никуда от этого не денешься. Это и ежику понятно.
Родителей он уважал, хоть и были они, на его взгляд, такими разными. С отцом мог часами обсуждать технические вопросы. Бытовая жилка у того была на редкость крепкой. И руки, как говорили многие, – «золотые». В матери ценил два, казалось бы, противоречивых качества: доброту и железную логику. Было в родителях много и того, что их объединяло. Не любили хитрить, имели много друзей, любили каждый свою профессию, умели выслушать любого человека, невзирая на его положение в обществе. От бомжей нос не воротили, выносили им пакеты со старой одеждой, банки с прошлогодними вареньями да соленьями. В душе своими родителями он гордился, хотел быть похожим на них.
Витька взглянул на друга. Тот, даже во сне, отмахивался от назойливых комаров. Жаль все-таки, что у Тошки нет ни отца, ни старшего брата. Иметь старшего брата Витька бы тоже хотел. Отец дома не так уж часто бывает. Весной и осенью в командировках, то с каким-то отчетом, то на тренировочных полетах. Летом, во время пожаров, с работы приезжает к полуночи. Зимой, в отпуске, уезжал в деревню к бабушке. Той, пока жива была, по хозяйству помочь надо было, одна жила. А был бы у Витьки брат, не чувствовал бы он себя так одиноко. Завидовал Вовке Степанову. К тому на каждой перемене старший брат приходит. Заваруха Вовку пальцем тронуть не смеет. Вовке друзья брата много чего интересного рассказывают.
С улыбкой вспомнил, как во втором классе надумал воспитывать в себе бесстрашие и мужество, которые всегда ценил в людях отец. Дело было на зимних каникулах, которые они семьей решили провести в аэропорту. Попросил отца сделать деревянный лук с металлическими наконечниками на стрелах: мол, на охоту пойду. Отец только усмехнулся: «Охотники рано встают. А тебя в школу не добудиться. Не на свалку ли отходов мясокомбината собрался? Смотри у меня! Выбрось эту блажь из головы. Кроме лис туда и волки на свежатину забежать могут». И планы свои Витька раскрывать отцу не стал, а то ведь не отпустит.
Свалка эта находилась в трех километрах от аэропорта, приблизительно дорогу туда знал. Сам посреди ночи, конечно, не проснется, в этом отец прав. Поэтому незаметно вынес из спальни родителей будильник и завел его на шесть часов. Спал чутко. Как только раздался треск звонка, хлопнул по кнопке будильника рукой, включил свет и стал собираться на охоту.
Из дома выходил тихо, боясь хлопнуть дверью, чтобы ненароком не разбудить родителей. Мороз слегка пощипывал щеки. Протиснув носы валенок в кожаные ремешки лыж, закинул за спину лук, чехол со стрелами и двинулся в путь, в направлении свалки.
Как-то летом на грузовой машине они с отцом вывозили туда мусор. Еще издали почувствовали смердящий запах. Зажав нос рукой, Витька тогда спросил отца, откуда несет такой тухлятиной? И тот объяснил, что рядом находится свалка отходов мясокомбината, с которой его десантники, промышляющие охотой, берут иногда приманку для медведей. Это запомнилось.
Ночь была светлой. Круглый диск полной луны хорошо освещал округу. Витьке даже казалось, что луна тихонько крадется за ним. День был воскресным, поэтому по пути не встретил ни одной машины. Вот и поворот на свалку.
Идти по снегу становилось все труднее. Устали ноги, взмокла спина. Когда в нос пахнуло зловонием, Витька остановился перевести дух. Среди засыпанных грязным снегом куч он различил свежие звериные следы. Но не медвежьи, их он хорошо знал – отец показывал. Вот где-то треснула на морозе ветка – по спине пробежал холодок, и сердце забилось часто и гулко. Тут же вспомнилась одна из пословиц про страх, что мать вызубрить велела: «Плюй страху в глаза!» А где они, эти глаза? Витька с опаской огляделся. Никого. Тогда просто плюнул в снег и поднял лицо к небу.
Над лесом уже забрезжила светлая полоса.
Вдруг, откуда ни возьмись, налетели ворóны, шумные, горластые. Стали кружить над ним. Тогда Витька снял с плеча лук, вынул из чехла стрелу. Взяв на прицел самую ближнюю к нему птицу, выстрелил. Ворона, распушив крылья, недовольно каркнула, но не упала и не взлетела выше. Значит,