– Тогда я поеду один, а вы вдвоем, – говорит Петр.
– Чушь, они будут искать одинокого ребенка, тебе нельзя одному.
– Тогда я сама, а вы вдвоем, – говорю я.
– Так тоже не пойдет, – говорит Катка, – ты сама? Да ты туда просто не доедешь.
Пожалуй, она права, я не смогу так долго оставаться сосредоточенной, я бы точно забыла выйти на нужной остановке или села бы не в тот автобус. Кстати, об автобусах. Однажды я видела, как дверями защемило голубя – видимо, он уже был покалеченный и не успел вылететь. К счастью, какой-то мужчина раздвинул двери руками и голубь выпал, именно выпал, а не вылетел наружу. Пока автобус отъезжал, я еще видела, как он скачет по дороге.
– Вот видишь? – Катка машет рукой у меня перед носом. – Ты опять витаешь в облаках, ты не сможешь ехать одна.
– Тогда я с Милой, а ты сама, – предлагает Петр.
Вид у Катки по-прежнему недовольный.
– Все равно боязно, что вы вдвоем не справитесь, – говорит она.
Но тут вдруг возвращается Франта.
– Что-то вы меня не особо уговаривали, а?
Мы уставились на него.
– Чтобы я поехал с вами.
Не понимаю, к чему он это, сам же сказал, что не поедет.
– К счастью, я все придумал и поеду с вами. На автобусе мы поедем с тобой, – он показывает на меня, – а вы вдвоем, – показывает он на Петра и Катку. – Все-таки ты самый ценный экземпляр, это все ради тебя затевается, так что тебе не стоит излишне обращать на себя внимание и ехать со мной. – Он показывает на свои ноги.
Я рада, что Франта с нами поедет, у меня такое ощущение, что без него было бы как-то не так, что бы это ни значило.
– Ладно, а что ты в итоге придумал с телефоном? – спрашивает Катка.
– Что-что. Я просто сниму видео, как вы будете его причесывать и переодевать, это же будет еще здесь, а потом телефон где-нибудь оставлю.
– Можно у Катки, мы там будем красить волосы после школы.
– Супер! Еще и волосы красить! – говорит Франта. Правда, у него-то волосы и так черные-пречерные.
– В черный цвет, – добавляет Петр.
До завтра, до завтра
M – Да пофиг, я не хочу краситься, мне главное – снять ролик. Это будет целая серия приготовлений к побегу. А когда мы вернемся, я все это выложу, и мы станем знаменитыми.
– Ну, слава нам в любом случае обеспечена, если нас будет искать полиция, не думаешь?
Франта помолчал, а потом сказал:
– Тем более. Всем будет только интереснее смотреть, как мы готовились к побегу. У нас будут тысячи просмотров, круть.
Не знаю, что на это сказать, видимо, это любимое развлечение Франты – снимать всякие ролики.
– Нам нужно купить карту. И ты должна показать точно, где это находится.
Я показываю им на гугл-картах. Я уже искала дома и почти уверена, что это там, где я думаю.
– Значит, найдешь это место? Точно? – спрашивают они у меня.
Я говорю:
– Ну да, и сверюсь с картой, если что.
– У тебя не будет с собой телефона.
– Ах да.
– Давайте просто распечатаем, например, у меня, – говорит Катка.
– Или можно у меня, – предлагает и Франта.
– Или можно просто перерисовать, – говорит Петр, вытаскивает из портфеля тетрадку и кладет на землю. Потом он берет Каткин телефон и начинает по карте рисовать план, хотя, по-моему, проще было распечатать.
– Да забей, не будешь же ты рисовать прямо тут на земле, – говорит Катка. – Мы правда лучше распечатаем.
Но потом мы вдруг лишаемся дара речи: мы смотрим, как Петр рисует, – это похоже на чудо, я никогда не видела вживую, чтобы кто-то так рисовал. Я смотрю, как круто у него получается, и меня даже начинает клонить в сон: со мной такое бывает, когда что-то очень красиво или приятно. Петр рисует три плана: от мелкого, на котором ближайшие города, до крупного, где уже только этот лагерь и несколько соседних домов, а потом переворачивает страницу и начинает всё сначала. Я замечаю, что Франта его снимает.
Вскоре всё готово, тогда только Петр смотрит на Франту и хмурится, потом переводит взгляд на нас:
– Что такое?
Франта выключает камеру.
– Круто, – говорит он.
– Офигеть, ты так классно рисуешь, – удивленно говорит Катка. – Ты ходишь в художку или что-то в этом роде? Где ты так научился?
– Не знаю, как-то само, – говорит Петр, – художку я бросил, мне не нравится рисовать, что скажут и когда скажут. К тому же родители считают, что музыка важнее, теперь я хожу на флейту, а рисовать могу сам по себе.
Петр вырывает две страницы.
– Один для нас, – говорит он и протягивает его Катке, – а один для вас, – и протягивает мне. – Вот только я не знаю, кто как поедет, но, если что, я еще дорисую потом.
Он хочет убрать свою тетрадку обратно в портфель, но Катка говорит:
– Покажи.
Петр протягивает ей тетрадь, и мы вместе листаем, в ней полно прекрасных картинок. Правда, прекрасных, пожалуй, не совсем подходящее слово: там есть, к примеру, женщина с растекшимся глазом, или такая зияющая рана на ноге, или зловещий подъезд с уродливой плиткой и мрачной лестницей, или ребенок с неестественно искривленной ногой, как будто сломанной, а еще бассейн с гигантской медузой, которая выбирается из него наружу, хотя, само собой, настоящая медуза так бы не смогла. Или жуткая шиншилла, скорее похожая на труп шиншиллы из преисподней.
– Кто это?
– Это когда я еще боялся Бродяги, – говорит Петр, как будто немного стыдясь.
– Блин, – говорит Франта, – это всё ты нарисовал, серьезно?
– Конечно. Это мои сны или просто то, что я представляю себе по ночам, но больше сны, – говорит Петр, забирает тетрадку и прячет в портфель.
Я складываю и убираю наш план, размышляя о том, хотела бы я, чтобы мне приснилась женщина с растекшимся глазом? Конечно нет, кому такое понравится.
– Так что? Еще что-то сегодня делаем? Или пойдем по домам, собираться?
Больше нам ничего не приходит в голову, по дороге мы еще раз всё с начала повторяем, то есть думаю, что всё повторяем. Я перестаю их слушать, потому что на небе красивые тучи, которые несутся очень быстро, хотя ветер не такой уж сильный, мне хочется побыть одной и спокойно ими полюбоваться, так что я нарочно отстаю.
– До