– Ты? – удивляется Тарек.
– Нет.
Милли не спрашивает в ответ, глаза ее любуются красотой поступка. Памятью она уже на Красных Равнинах. Среди обагряющих хлебные поля маков она шпионит за Алмазом, а он обнимает воображаемую девушку и признается ей в любви. Милли визжит от смеха, и Алмаз гонится за ней с пунцовыми щеками и полным ртом рвущихся наружу ругательств. Повеселевший от воспоминания ум Милли не сомневается, что букет принес кто-то из соседей. Кто-то, кто знал и ценил ее брата. Может, тот старый австриец, учивший его итальянскому в обмен на кое-какую работу по саду. Или вечно босоногий мальчик, которого Деда звал «китайцем» и с кем Алмаз обсуждал политику, пока местные гоняли в бейсбол.
Как ни крути, это точно не дело рук «той мерзкой Поплины», которая чуть ли не смеялась на его похоронах.
Проходит несколько минут, и Тарек поднимается по ступеням библиотеки, не сводя глаз с маков, – они кажутся галлюцинацией. Дань памяти или насмешка убийцы. Как узнать?
Оказавшись в холоде, царящем за тяжелыми дверьми, среди высоких кирпичных стен, Милли несколько раз чихает. Звук привлекает библиотекаршу и она, обойдя свою стойку, направляется к вошедшим молодым людям. Глаза Милли еще не освоились после слепящего света, и она узнаёт даму по фруктовому аромату. Силуэт из солнца и тени мерцает у неё на сетчатке. Они здороваются с трудом, у каждого из них в сердце – Алмаз. Городская библиотека была его домом. А эта женщина, от которой пахнет инжиром и которую он называл мисс Люсиль, поддерживала в нём самые смелые надежды. Именно она, пятидесятилетняя пухлая дама, вложила в голову Алмаза мысль, что однажды он будет президентом Соединённых Штатов. Она, прелестнее шёлковой акации в своем старомодном платье в цветочек, ездила с ним на устный экзамен в Вест-Поинтскую военную академию. И она же, через два дня после того, как увидела безжизненное тело своего друга, лучшего своего друга, получила письмо о том, что он зачислен.
Вид у мисс Люсиль сегодня отпускной, но круги под глазами и взгляд выдают изнанку ее мыслей, мрачных, мучительных, как романы, которые она читает сейчас и которые не приносят ей облегчения. Надо было Водовичам уезжать из Бёрдтауна, вот что чеканит она про себя, глядя на Тарека, который тоже скоро перейдет в колледж. Трагедии не случилось бы, наладь они свою жизнь вдалеке от этого отравленного города.
Прежде чем двоюродный брат успевает раскрыть рот, Милли сообщает причину их прихода.
– Значит, вам нужен «Сердцежор» Дейзи Вудвик, – отвечает библиотекарша; на зубах у нее следы помады. – Алмаз последний, кто брал эту книжку. Он вернул ее в тот день…
Она обрывает фразу: язык немеет от скорби.
Милли таращит глаза. Книжка Дейзи? «Сердцежор»? Это странное имя произнес у ручья мистер Адамс. Что, взаправду? Живот сжимается от волнения, и она думает о тех, кто вышел прямиком из воображения Дейзи: Сула, Сван, Сердцежор. Кто еще? Поплина? Перепрыгивая с одной мысли на другую, Милли заключает, что Алмаз тоже мог бы быть героем романа. И возможность увидеть брата живым вонзается в нее с той же остротой, с какой вонзилась его смерть.
– А вы знаете какого-нибудь героя книги, которого зовут Алмаз? – спрашивает она.
Любопытный тон так напоминает библиотекарше юного друга, что она невольно тоненько вскрикивает. И, застыдившись неожиданной для себя реакции, закрывает руками порозовевшее лицо. Тарек тычет Милли в спину. И тут же получает тычок в ответ.
– Так вы знаете? – не отступается Милли.
– Нет, но я поищу, – лепечет мисс Люсиль.
Внутри у Милли расцветает что-то прекрасное, похожее на взбитые сливки, и она вприпрыжку обегает книжные полки. В обветшалой комнатенке с детско-подростковыми книгами Милли продолжает прыгать на месте, возбужденная мыслью, что брат прячется в какой-нибудь из них. Мисс Люсиль, держа в руках книжку с картинками в картонной обложке форматом с открытку объясняет, что «Сердцежор» – довольно спорная повесть. Когда она вышла, ее запретили, посчитав слишком мрачной для детей, и ее не так-то часто встретишь в библиотеках, тем более в детском отделе.
– Что в ней такого? – интересуется Милли.
Вытянув шею, она всматривается в обложку и узнает: эта книга была у Алмаза в руках во время приступа лунатизма.
– В книге умирает много детей.
– И что? Дети постоянно умирают, – встревает Тарек, подумав о войне.
– Это правда, но люди предпочитают читать про детские жизни, а не про детские смерти.
Тарек ошарашенно смотрит на свой ночной кошмар, нарисованный на обложке. Медведь куда огромнее, а у маленькой девочки черная кожа, но они сидят на такой же железной кровати, как у Алмаза. «Просто рехнуться», – вырывается у него, когда он узнает одеяло в синюю полоску из их детства. Но его пронизанный болью ум не решается идти дальше. Гроб не пускает воображение на волю. Словно отталкивая книгу, он протягивает ее Млике.
– На твой возраст, – подкалывает он.
И уходит, хрустя возникшим в руке крошащимся печеньем. Мисс Люсиль хочет пойти следом, но Милли пристально глядит ей в глаза. На какую-то долю секунды библиотекарша путает сестру с братом. Их коричные лица, острые подбородки наслаиваются.
– В библиотеке никого не было? – спрашивает Милли.
Нет смысла уточнять когда: пошатнувшаяся на каблуках библиотекарша знает, о чем говорит Милли Водович.
– Никого, – отвечает она.
Вдруг от жуткой боли в животе она сгибается пополам, цепляясь пальцами за корешки книг на полке. Эхо беспорядочных криков наверху лестницы раздирает ей нутро. И выстрелы, боже мой, выстрелы, думает она в смятении.
– Даже после? Я имею в виду снаружи?
– Никого, – шепчет мисс Люсиль едва слышно.
И еще долго мотает головой из стороны в сторону после своих холодных, лживых слов. Она пытается укрыться от стыда, разливающегося под языком как потоп, и делает вид, что поправляет что-то в ящике с книжками-картинками. Милли не подозревает, какое вызвала смятение, и садится, поджав ноги, на скрипнувший под ней паркет, мимоходом задевая икру мисс Люсиль, отчего та вздрагивает. И начинает читать, слишком громко для такой тесной комнаты: