Аманда собиралась на работу – значит, еще ночь. Я вскочил, подобрал с пола одежду и начал одеваться.
– Я с тобой, – выпалил я, натягивая свой партизанский свитер и одновременно спускаясь по лестнице. Не останусь я тут один и уж точно не лягу больше спать.
– Ну пойдем. – Аманда спустилась следом. – В школу завтра только к десяти, так что успеешь доспать, когда вернемся.
Я оделся и выскочил на улицу. Аманда ждала меня с тележкой возле еловой изгороди. На улице было тихо, только мимо иногда проезжала машина-другая. Спустя какое-то время мы дошли до дома четыре по Керамической улице. Я остался снаружи. Когда Аманда ушла в корпус А, на улице показалось такси. Оно замедлило скорость и припарковалось с противоположной стороны дома. Вышел таксист, обошел машину и вытащил из багажника на тротуар большой чемодан. Чемодан показался мне знакомым, но я не сразу понял почему. Из пассажирской двери показалась сначала правая нога, потом левая, следом голова и наконец все остальное. Из машины вылез высокий силуэт, он взялся за ручку чемодана, такси уехало, и мы остались на ночной улице вдвоем. Когда силуэт наклонился, я узнал его.
Я быстро запрыгнул в тележку и сжался в комочек. Тележка качнулась, одно колесо соскользнуло с тротуара на проезжую часть, которая в этом месте уходила вниз. Тележка угрожающе накренилась, съехала на проезжую часть целиком и покатилась по наклонной. Она переваливалась из стороны в сторону, а я в ужасе держался за стенки. Вот это беда. Если я сейчас выпрыгну, он сразу меня обнаружит. Если ничего не делать, я попаду под машину, разобьюсь о стену или что там еще попадется навстречу. Тележка неумолимо катилась дальше, а мне оставалось только закрыть глаза и надеяться на чудо. И тут позади послышался испуганный вскрик и торопливые шаги. Кто-то перехватил тележку, и она остановилась, будто по команде. Я свернулся на дне клубочком, как еж, и затаил дыхание.
– Боже мой! – раздался надо мной голос запыхавшейся Аманды. – Что это еще за цирк?
– Тсс, – прошептал я, умоляюще глядя на нее. – Закрой меня, скорее!
Аманда посмотрела на меня с удивлением и собиралась что-то сказать, но я опередил ее. Я указал в ту сторону, откуда приехал, и одними губами произнес: «Мой отец». Аманда вскинула брови. Губы ее изогнулись, но она только молча взялась обеими руками за брезент, которым накрывала тележку, быстро накинула его и замурлыкала что-то себе под нос, как будто погрузившись в собственные мысли. Но отец уже услышал шум.
– Что случилось? – крикнул он.
– Да ничего, тележка живет своей жизнью, – беспечно откликнулась Аманда, и сквозь щель я увидел, как она задрала голову и посмотрела на небо. – Полнолуние, что ли.
– То есть все в порядке?
– Все отлично, – заверила Аманда, втолкнула тележку на тротуар и быстро покатила прочь.
Тележка подпрыгивала в такт шагам. Пронесло, подумал я с облегчением. Но слишком рано.
– Эй, обожди-ка, – крикнул отец.
Послышались шаги. Отец приближался к нам.
– Некогда мне, – бросила Аманда, ускоряя шаг.
– Ах некогда, – фыркнул отец и схватился за ручку тележки так, что она качнулась и я больно ударился локтями о стенки.
Я крепко вцепился в свои локти, чтобы не закричать. Сердце стучало, во рту пересохло. Сейчас мой сон станет явью?
– У тебя там газеты, – проговорил отец. – Сто лет не читал газет. Дай-ка мне одну.
Аманда ответила не сразу. По решительному отцовскому голосу я понял, что он так просто не отступит. Я боялся, что он сам приподнимет брезент. Аманда, видно, это почувствовала и решила согласиться.
– Ладно уж, – сказала она громко. – Кажется, там на дне еще что-то завалялось.
И сунула руку под брезент. Она делала вид, что нащупывает что-то и одновременно указывала мне пальцем на дно тележки, где лежала еще небольшая стопка газет. Как можно беззвучнее я вытащил газету и сунул ее в руку Аманде. Аманда протянула газету отцу и поскорее приладила брезент на прежнее место.
– Вот и славно, – довольно пробурчал отец. – Надо поглядеть в новостях, где нынче потеплее. В здешних темноте и холоде долго не протянешь.
Аманда сердито пробормотала что-то в ответ. Я боялся, что она сейчас заспорит с отцом. Зажмурился и затаил дыхание. Но Аманда сдержалась, и вскоре тележка снова пустилась в путь. Она покачивалась из стороны в сторону, у меня уже болел зад, но я не осмеливался и пикнуть, пока Аманда наконец не остановилась.
– Опасность миновала. – Аманда подняла брезент. – Дальше пойдешь пешком. Весишь ты как целая тележка газет.
– А обязательно было так трясти? – пожаловался я, распрямляя спину.
– А я вообще не нанималась тебя катать, – усмехнулась Аманда. – Посмотрит он, где потеплее… Да чтоб его!
Я вылез из тележки и потянулся. Мы доехали уже до начала Одинокого проулка. Ночной ветерок кружил опавшие листья между металлическими сараями. Нигде не видно было ни души. Я все-таки оглянулся. Мне хотелось убедиться, что отец удовлетворился газетой и ушел домой. В проулке было тихо, и я пошел дальше. Секунду спустя я заметил, что Аманда осталась позади. Я обернулся.
Она стояла с напряженным видом, наклонив голову в сторону сараев.
– Что там? – крикнул я.
– Тсс, – шепнула она рассеянно, продолжая оглядываться, потом встрепенулась, выпрямилась и прижала руки к ушам. Тогда я понял. Похоже, я опять не заметил, как начал вздыхать и растревожил ее уши.
– Ничего-ничего, я просто остановилась кое-что проверить… – неохотно объяснила Аманда и двинулась ко мне.
Я не решился спрашивать дальше. Собственно, я и так знал ответ. Вздохи, уши и так далее. До конца проулка мы шли, не говоря ни слова. Осенняя лужайка уже открылась перед нами, сонно топорща в темноте сухие стебли, а вид у Аманды все еще был потерянный. Она шла медленно, прислушиваясь к тишине. Мне хотелось сказать что-нибудь, чтобы ее отвлечь.
– И что мы теперь будем делать? – спросил я. – Теперь, когда отец вернулся?
– Да ничего, – пожала плечами Аманда, кажется, наконец приходя в себя. Она придержала тележку на очередной кочке и продолжила: – Понаблюдаем за ситуацией. Может, твой отец и не заметит, что дома чего-то не хватает.
– Чего-то, – хмыкнул я.
Заметит ли отец, что дома чего-то не хватает. Как будто дома что-нибудь закончилось: мука или стиральный порошок. Аманда не обратила внимания на мою мрачную физиономию.
– Будем дальше делать дела. Я – разносить газеты, а ты…
– А я?
– А ты займешься школьными делами. И радио.
«Радио Попова» – о детях, выращенных