– Мне никогда не удавалось ничего накопить. – Я вздохнул и бросил в реку камешек. – Отец всегда оставлял денег ровно столько, чтобы хватило на еду и на туалетную бумагу.
– В смысле «оставлял»? Он что, умер?
– Да нет, просто он все время лежит на диване или путешествует.
– А тебя с собой не берет?
– Нет. – И я рассказал Ирис обо всем.
Рассказал об отце, который умел отсутствовать двумя способами, и о маме, которая пропала сразу после моего рождения. Когда я пытался спрашивать о ней у отца, он поворачивался ко мне спиной и говорил, что у нас ее нет – и ничего больше. Я рассказал, что хотел бы узнать, какая она была. Как выглядела и что любила. Как звучал ее смех. Я рассказал про кипы газет под моей кроватью, и обо всем, что в них написано, и как мне нравится, что учителя в школе обращаются ко мне в единственном числе, а во множественном – только когда ко всему классу. В конце концов я рассказал Ирис даже про Глушь. Про Аманду, ее ворону, ее кошку и про картонную коробку, которой меня чуть не пришибло.
– Тебе повезло, – сказала Ирис, когда я замолчал. – Кажется, у Аманды дома как в раю. Я иногда мечтаю жить в своем доме с кошкой и собакой, как Дядя Федор.
– Ну да, только я не знаю, как долго смогу там оставаться.
– Ты собираешься домой, когда вернется отец?
– Отец уже вернулся, – вздохнул я. – Он ищет меня. Расклеил объявления по всему городу.
– Ого! – Глаза у Ирис засверкали. – Тебя объявили в розыск? Как Сириуса Блэка, крестного Гарри Поттера, который сбежал из Азкабана? Теперь ты прославишься!
– Ну отлично, – хмыкнул я. – Ты все время говоришь про какие-нибудь книжки. Если б в жизни все было как в книжках.
– Ну извини.
– Да ладно. – Я наклонился вперед, чтобы лучше видеть за своими коленками воду. – Если б только знать, что отец замышляет.
Мы посидели молча. Я сидел, наклонившись вперед, и смотрел на бегущую внизу воду. Ирис сидела, откинувшись назад, и смотрела на арку моста снизу. Ветер сдувал с насыпи в воду сухие листья. Холодало, я подышал на руки, чтобы согреться. Ирис закуталась поплотнее в шарф и предложила уже идти. Мы слезли с насыпи и побрели по берегу. Тут Ирис вдруг пришла в голову новая идея:
– Мы можем последить за твоим отцом.
– Зачем?
– Чтобы узнать, что он замышляет. Собирается он куда-нибудь или хочет остаться дома.
– Нет уж. – Я покачал головой. – Я даже близко не подойду к Керамической улице, пока он там.
– Ну я схожу одна, – воодушевилась Ирис. – Он же меня не знает и ничего не заподозрит.
Сначала затея показалась мне дурацкой, но потом азарт Ирис передался и мне. Я вдруг заметил, как красиво вокруг. Солнце светило на реку сквозь облетевшие деревья, их стволы отражались в воде, как на картине. Ночью был мороз, и земля заледенела. Застывшие листья похрустывали под ногами. Мы пошли вдоль железнодорожного полотна и вскоре пришли на тихую нецентральную станцию. Решили зайти внутрь погреться. Прошли через пустой зал и заметили в углу фотокабинку: четыре черно-белые фотографии за восемь евро. Ирис порылась в кармане и достала горсть монеток.
– У меня есть двенадцать евро. Давай сфотографируемся.
– Уверена? – спросил я. – На эти деньги ты можешь купить много книжек. В вестибюле библиотеки продают списанные совсем недорого.
– Знаю, но все равно, давай! – Ирис взяла меня за руку. Это было так неожиданно, что я вздрогнул. – Я потом снова накоплю.
Мы втиснулись в кабинку и сфотографировались каждый по отдельности и два раза вместе, один раз с открытыми глазами и один раз с закрытыми. Ирис сложила глянцевый прямоугольник вчетверо и провела по сгибам ногтем. Потом она осторожно разделила фотографии. Я взял фото Ирис, а она мое, а общие мы поделили, мне досталась та, где мы были с закрытыми глазами.
Ирис шпионит
– Дальше я не пойду, – заявил я, когда мы дошли до Керамической улицы. Я сказал Ирис точный адрес.
– Поняла. – Ирис вручила мне свой рюкзак – мы пошли на Керамическую улицу сразу после школы.
Ирис пробежала несколько шагов спиной вперед, помахала мне и повернулась в сторону моего дома. Когда она ушла, я проскользнул в ворота соседнего дома, сел там между двумя мусорными баками и поставил рюкзаки в ногах. Мне хотелось отвлечься, и я стал придумывать новые радиопередачи. Достал из рюкзака тетрадь по математике и набросал темы, которые могли бы заинтересовать слушателей «Радио Попова»: кино, футбол, животные, Гарри Поттер… Перечитал список и погрыз ручку. Надо как-то решить, в какую сторону двигаться. Будет это развлекательная передача, чтобы приятно поболтать о том о сем, или мы будем обсуждать и серьезные вещи? Чего хотят слушатели – убежать от реальности или найти к ней дорогу, связь со всем, что происходит в мире? В конце концов я решил, что не буду обрушивать им на голову все горести мира, надо рассказывать о том, что поддержит их, может, даже насмешит.
Я записал в тетрадке «Самые дурацкие анекдоты от “Радио Попова”» – и сам хихикнул. Вообще-то это классно, придумывать программы. Я поднес ручку к бумаге, но в голову не приходило ни одного анекдота: ни хорошего, ни дурацкого. Голова была совершенно пуста. Я сообразил, что не помню никаких анекдотов и никогда не помнил. Мне пришли на ум слова Аманды: «Ты знаешь, что им нужно, Альфред Забытый». Откуда же мне это знать? И тут я понял. Аманда имела в виду, что надо говорить о том, что я сам хотел бы услышать. А чего мне самому хотелось бы? Развлечений или новых знаний? Ответ очевиден: и того и другого!
Я зачеркнул строчку про анекдоты и начал заново: «“Радио Попова” рассказывает о мировых революциях». Начал с Великой Французской революции – про нее я знал больше всего, – потом стал вспоминать другие. Лучше всех я помнил те, в названии которых был какой-нибудь месяц или цветок. Через некоторое время рядом послышался шорох. Я приподнял рюкзак, под ним ничего не было, но тут моей руки что-то коснулось, и я заметил, что из моего рюкзака выглядывает светлая мордочка. Я в ужасе отпрыгнул. Усы у существа были в крошках – оно, очевидно, нашло печенье, оставшееся от завтрака. Я перевернул рюкзак и потряс его.