Я знал правила трех наизусть, так что справочник мне не требовался.
– Чаще всего, чтобы выжить, мы принимаем решение за три секунды. От этого решения зависит наша жизнь, – произнес я.
– Я всегда принимал правильные решения, – сказал прадедушка Кас. – Так что с этим у меня всё в порядке.
– Наш мозг три минуты обходится без кислорода.
– Кислорода хоть отбавляй, – сказал прадедушка Кас, глубоко вздохнув и выдохнув.
– В экстремальном климате, не имея укрытия, человек выдерживает три часа.
Прадедушка Кас приподнял край своего свитера.
– Исландская овечья шерсть. Двойная вязка и двойная толщина.
– Один свитер греет плохо, – заметила Линда.
– Исландский свитер греет лучше всех, – заверил нас прадедушка Кас. – К тому же под ним у меня еще несколько слоев – рубашка и прочее.
– Без воды человек обходится три дня.
Поставив на пол рюкзак, прадедушка Кас вытащил из него фляжку.
– Виски. Довольно крепкий. Открою, только когда буду наверху. А вода повсюду. Можно попить из ручья или растопить горсть снега.
Я дошел до последнего правила трех.
– Без еды можно прожить три недели.
– Три недели – это долго, – сказал прадедушка Кас. – Но к тому времени я уже найду себе подходящее местечко. Хижину в горах с большим запасом консервов. Или поем съедобных растений.
– Зимой? – удивилась Линда.
– Именно зимой, – сказал прадедушка Кас. – Не веришь?
– Нет, – ответила Линда. – Возьми с собой немного клейнуров. На всякий случай. И сушеную рыбу. Когда клейнуры кончатся.
Я протянул прадедушке Касу набор выживальщика.
– Не очень получилось, – сказал я. – Но не суть важно.
– Что это? – спросил прадедушка Кас, глядя на жирный полиэтиленовый пакет и спички.
– Вазелин и вата. Ватных шариков у нас не оказалось, только диски.
Прадедушка Кас взял пакет из моих рук.
– Спасибо, – произнес он и вытер рукавом слезившийся глаз. А потом другой глаз, потому что он тоже слезился.
Я уже приготовил рисунки с траншейным укрытием и квинзи, но в самый последний момент решил не отдавать их прадедушке Касу. Я боялся, как бы он не воспользовался моими каракулями на практике. Это было бы неверным решением. Первое правило трех нарушать нельзя.
Мы с Линдой надели куртки, шапки и ботинки. Прадедушке Касу хватало одного свитера и нескольких слоев под ним.
– Попрощаемся здесь, – сказал прадедушка Кас. – А потом ступайте обратно в дом.
Он стоял на пороге в чердачных ботинках. Другая пара ботинок осталась в коридоре. Тот, кто ничего не знал, решил бы, что прадедушка Кас дома. Только при ближайшем рассмотрении можно было заметить, что с подошв его обычных ботинок исчезли ледоступы.
Мы проводили прадедушку Каса до середины поля. Небо было темным.
– Ожидается ясная ночь, – сказал прадедушка Кас, глядя наверх. – И, по-моему, нам повезло.
– Как много звезд, – воскликнула Линда.
– Смотрите между звездами, – сказал прадедушка Кас. – Вон там, видите?
– Еще больше звезд, – сказал я.
– У вас что, глаз нет?
Меж звезд виднелась еле заметная бледно-зеленая полоска света.
– Северное сияние, – произнес прадедушка Кас.
Зеленоватая дорожка была такой тусклой, что я еле ее разглядел. Ее затмевали мерцавшие повсюду звезды. Слово «мерцать» в обычной жизни вообще-то звучит по-дурацки. И подходит разве что для какой-нибудь издевательской песенки про страну грез. Но в тот момент это было правильное слово. Звезды действительно мерцали. Каждая в отдельности и все вместе. И в этом всеобщем мерцании вдруг появилась вторая зеленоватая дорожка, длинный язык, облизывающий всё небо.
В кармане куртки лежал телефон. Меня подмывало позвонить маме и бабушке: они тоже должны были выйти на улицу и посмотреть на небо. Но они сидели у Сванны, болтали и вязали, а Сванна наверняка задернула шторы. Я сунул руку в карман.
Зеленый язык превратился в зеленую, плавно колышущуюся завесу, как будто сквозь нее дул ветер. А рядом с завесой появился новый язык, длинная лента, то расширяющаяся, то снова сужающаяся. А потом ночь поглотила всё зеленое. Остались только звезды.
Я не позвонил маме с бабушкой.
– Будет еще? – спросила Линда.
– Никто не знает, – сказал прадедушка Кас. – Северное сияние непредсказуемо.
– Но что это такое? – спросил я.
– Сталкивающиеся частицы солнца, – объяснил прадедушка Кас. – И еще много чего. Поищи в своем справочнике.
– Оно опасное?
– По-моему, нет, – сказал прадедушка Кас.
– В справочнике описаны только опасные явления.
– Понятно, – сказал прадедушка Кас, натянув шапку на уши и надев рюкзак, как полагается, на оба плеча. – Ну, я пошел. Уж поверьте мне на слово, там северное сияние куда красивее. Фонари не мешают.
– А где твоя трость? – спросил я.
– Это необходимо? – сказал прадедушка Кас.
– Необходимо, – хором ответили мы с Линдой.
Прадедушка Кас сходил за тростью.
– Ты можешь удить ею рыбу, – сказал я. – Или замерять глубину снега.
– Верно, – согласился прадедушка Кас.
– И куда ты сейчас пойдешь? – спросила Линда. – С какой горы начнешь?
– Вы знаете сказку о радуге? На конце которой находится горшочек с золотом. Туда все и стремятся. Я же поступлю по-своему. Отправлюсь не к концу радуги, а к концу северного сияния!
– Ты думаешь, мы верим в такие небылицы? – сказала Линда. – Мы уже не маленькие.
– И откуда у тебя эти завихрения в голове? – вспомнил я прадедушкины слова. И добавил: – Осторожнее, фантазии до добра не доводят.
Линда поцеловала прадедушку Каса. Прадедушка Кас поцеловал Линду в ответ. Мы с прадедушкой Касом не стали целоваться. Он на несколько секунд крепко прижал меня к себе. Потом похлопал меня по спине, и я ответил ему тем же. Исландский свитер пах рыбой из далекого прошлого.
– Конца северного сияния не существует, – сказал прадедушка Кас. – Я это и сам знаю.
Он застегнул молнию на рюкзаке и зашагал по полю. Шаг – хрусть, шаг – хрусть, шаг – хрусть.
Мы смотрели ему вслед, пока он не вышел на дорогу и не свернул за угол.
– Мне идти одному в комнату для мальчиков? – спросил я.
– Да, – сказала Линда. – Мы должны делать вид, что ничего не произошло.
Я кивнул.
– Тебе страшно? – спросила Линда.
Я помотал головой.
– Страшно, я знаю. Когда ляжешь в постель, я спою тебе про «горшок конфет», договорились? Прямо сквозь стену.
– Давай, – сказал я.
Прадедушка Кас запихал что-то под одеяло. Выглядело так, будто он лежал в постели. Только ничего не двигалось, и не было слышно ни звука. Кучка под одеялом больше напоминала того, кто уже успел отдать концы.
Я боялся выключить свет. Но пришлось, иначе мама с бабушкой почуяли бы неладное. Я дернул за шнурок над кроватью прадедушки Каса и забрался на свой коричневый диван.
