– Чавканье не самое страшное в жизни, – сказал я.
– А кто здесь чавкает? – спросил прадедушка Кас.
Нам с Линдой поручили убрать со стола. Линда сложила тарелки в стопку, расплющив лежавшие на них объедки.
– Терпеть не могу рыбу, – сказала она.
– У нас и так полно забот, – отозвалась бабушка. – Так что без комментариев, пожалуйста.
Линда поставила тарелки в мойку.
– Пойдем прогуляемся? – предложил я.
Она пыталась выглядеть незаинтересованной, но один уголок ее рта приподнялся, и чуть позже за ним последовал другой.
Мы вышли на поле. Снег всё еще валил, а мои кроссовки не успели высохнуть. Никогда прежде у меня так часто не коченели ноги.
– Здесь горы-зомби, – произнес я.
– Здесь целая куча гор-зомби, – сказала Линда. – Мы окружены.
Я собирался ответить, но Линда шмякнула мне в лицо горсть снега.
– Тебя не было весь день. Я чуть не умерла со скуки.
– Меня не пустили в комнату для девочек, – оправдывался я.
– А меня не пустили с вами – это еще хуже! Ты веселился с прадедушкой Касом без меня.
Я пожал плечами. Мне трудно было объяснить, почему почти всё связанное с прадедушкой Касом было весело и грустно одновременно.
В темноте мы пересекли поле и вышли на дорогу. Ржавое скрежетание скрепера слышалось всё отчетливее. В переулке мигнул оранжевый свет. К нам приближалась обычная снегоуборочная машина – трактор со скребком, тяжело ползущий по дороге. Водитель поднял руку в знак приветствия.
Линда ему помахала.
Долго стоять на месте было невмоготу. Ноги отваливались от холода; еще немного, и мне пришлось бы сунуть их под мышки Линде. Так что для меня она больше не относилась к разряду клуш: не мог же я прятать ноги под мышками у клуши. Но вообще-то я нуждался в Линде еще по одной причине. Прадедушки Каса для меня одного было слишком много.
– Мне надо тебе кое-что сообщить, – сказал я.
Линда меня выслушала. Сначала она мне не поверила. Потом захотела всё рассказать маме.
– Ты этого не сделаешь, – сказал я. – Это секрет.
Мы прогулялись еще немного по свежему снегу.
– Тебе и не придется говорить маме. Потому что я его остановлю. Я за ним присмотрю.
– Ты?
– Ну и ты.
Можно ведь присматривать за кем-то, когда у тебя месячные? Или тогда у девочек может вытечь слишком много крови? В «Большом справочнике выживальщика» упоминалось свертывание крови, но только в связи с ранами и порезами в джунглях. Месячные же Линды не имели к этому никакого отношения.
– У тебя всё еще болит живот? – спросил я на всякий случай. – У тебя всё еще…
Оттолкнув меня, Линда ускорила шаг. Я не мог ее догнать, так как у меня сильно болели пальцы ног.
– Ты ведь не расскажешь? – крикнул я.
– Не знаю! – крикнула она в ответ.
«Не знаю» означало «нет».
Вернувшись домой, я не мог шевелить ни пальцами, ни ступнями, так что Линде пришлось меня разувать. Мама рассердилась. Усадив меня в коричневое кресло, она закутала мои ноги в одеяло.
– Говорила тебе взять с собой еще одни ботинки! – сказала она. – А варежки почему не положил? А шапку? За всем я должна следить?
Из комнаты для мальчиков она принесла мой справочник и велела не вставать с кресла.
К тому времени прадедушка Кас уже облачился в клетчатые пижамные штаны и белую рубашку и собрался идти спать, но мама с бабушкой его задержали.
– Где твой паспорт? – спросила мама.
– Где-то лежит, – сказал прадедушка Кас.
– Где-то. Где-то. Нам от этого не легче, – вздохнула бабушка.
Линда присела на подлокотник моего кресла.
Я показал ей правила трех. Потом пролистал пару страниц, добравшись до главы «Холодные регионы».
– Прадедушка Кас должен это прочитать, – прошептала Линда.
– Как раз наоборот, – прошептал я в ответ.
– А по-моему, должен, на всякий случай.
– Прадедушка Кас не может читать. У него плохое зрение.
– Хватит шушукаться, – сказала бабушка.
– Тёмной ночью в тишине
Кто-то шепчет в ухо мне, – запела мама.
Линда закрыла уши руками.
– А что шепчет, не слыхать,
Мог бы громче прошептать.
В дверном проеме появился прадедушка Кас.
– Я тоже так могу, – сказал он маме и начал, стараясь перепеть песню про шепот:
– А вот первый мой куплет:
Я беру горшок конфет,
Ставлю я его на стол.
Съел конфету и ушел.
Он пел фальшиво и немного хрипло.
– Это мой второй куплет:
Я беру горшок конфет,
Ставлю я его за стол.
Съел вторую и ушел.
Вот и третий мой куплет:
Я беру горшок конфет,
Ставлю я его под стол.
Третью съел, потом ушел.
Линда сообразила раньше меня.
– И четвертый мой куплет! – вступила она. —
Я беру горшок конфет,
Ставлю около стола.
Ем четвертую! Ушла!
– Ну хватит, – сказала мама.
Но тут я тоже к ним присоединился.
– А вот пятый мой куплет:
Я беру горшок конфет!
– Довольно, – сказала бабушка.
– Ставлю на соседний стол!
Съел конфету! И ушел!
– Прекратите! – крикнула мама.
Но мы только начали распеваться.
– А теперь шестой куплет!..
К восьмому куплету бабушка рассердилась. На десятом куплете мама вышла из комнаты, а на двенадцатом за ней последовала бабушка.
– Надеюсь, теперь они образумятся, – сказал прадедушка Кас. Он тяжело дышал, будто только что вернулся с пробежки.
6
На следующее утро мама потащила меня в магазин покупать новые ботинки, а бабушка собралась в супермаркет.
– Я останусь с прадедушкой Касом, – заявила Линда.
Прадедушка Кас, похоже, удивился.
– Как здорово вы нам помогаете, – обрадовалась мама. – Молодцы!
Поле покрывал толстый слой снега, так что сначала нужно было расчистить дорожку. Покончив с разгребанием снега, я так мечтал согреться, что мне уже было всё равно,