– Значит, мама верила, что ее умершая мама, то есть бабушка Мелити, жила в Древе.
– Не верила, она это во сне увидела. И не сама бабушка, а душа ее там жила.
– А вдруг это всё чепуха, которую мама насочиняла, чтобы запутать дедушку? Чтоб он не понял, что она ходила к Древу.
– Да ну, глупости.
В этот миг послышался шум, и окно распахнулось. Леда встала его закрыть, и в свете луны ей показалось, что она вновь увидела того всадника. Это дедушка? Леда не стала ничего говорить Иро. Просто плотно закрыла окно и вернулась на свое место.
– Леда, а ты как думаешь, есть на свете зачарованные деревья? Может, близнецы и правда живут в Древе?
– Да что ты такое говоришь? Ты же видела тот домишко у пересохшей реки? В нем эти братья и живут.
– Они прямо как маленькие. Слышала, как они сказали, что деревья едят людей?
– Ты и сама раньше так же болтала. Они ведь как малыши: выдают всё, что придет в голову.
– А вдруг ветви Древа и впрямь чудотворные?
– Ну что ты, малышка-глупышка. Где это видано, чтобы ветки чудеса творили? И как они это делают? Заклинания произносят? Абракадабра!
– Ну не так, Леда. По-другому.
– Иро, я выключаю свет, и мы засыпаем.
Иро, ничего не ответив, забралась на свое небо.
– Леда, в окошко мне видно, как луна надувается шариком. Через пару дней будет полнолуние.
– Прекрасно.
– Пообещай, что мы сходим к Древу.
– Не знаю.
– Нет, давай поклянемся. Прошу тебя, Леда, пожалуйста.
– Ладно, обещаю. Если другие тоже захотят.
– Захотят.
Больше девочки не разговаривали. Леда думала о дедушке верхом на Молнии. Куда же он ездил-то? Иро думала о большом круглом дереве. Круглом, как луна. О Древе-Царе с чудотворными ветвями. Даже если никто не согласится, она пойдет сама. Иро мечтает о чуде. Оно обязано произойти, чего бы ей это ни стоило.
Кособокое дерево
– Называй меня бабулей, ладненько? Я деток очень люблю, хоть своих у меня и нет. Ты внучка Мелити, значит, и моя внученька тоже. Слышишь? Бабулей меня называй. У тебя ведь тоже бабушки нет – теперь у тебя буду я. По рукам? Ты согласна?
Так сказала Харула малышке Иро и протянула ей руку. Иро подбежала и положила свою ладошку сверху, но Харула хотела присяги сильнее, надежнее. Она крепко сжала руку Иро, чтобы закрепить решение. И когда убедилась, что Иро согласилась от всего сердца, встала и пошла на кухню. Иро наблюдала, как старушка взвешивала каждый шаг, шлепая тапками; как оценивала пространство, вытягивая руки, чтобы коснуться мебели и стен. Не знай Иро, что Харула незрячая, то и не обратила бы на это никакого внимания, но сейчас было странно не замечать. И все же Иро верила: Харула видит, просто иначе. А что, если прошмыгнуть у нее прямо под носом? Это, конечно, невежливо, но как же хочется узнать, что будет. Тихо и аккуратно, стараясь не издавать ни звука, Иро встала и обогнала старушку. Харула застыла, будто волна залетного ветра донесла ей весть: перед тобой кто-то стоит. Иро застыдилась и вернулась на свое место. Тут она заметила, что Харула воодушевленно разбирает гостинцы, что послала ей Виргиния. Старушка затянула какую-то песню и поглаживала каждую вещичку, прежде чем поставить ее на свое место.
– Отличный пирог. Свежайший. С апельсинами испекла. Знает, как я люблю. А бублики-то домашние с булочками как пахнут, мать честная! – Харула положила бублики кулури23 в глубокую миску и поднесла к носу. – У-у-у-у, как весной в дни Светлой Пасхи.
Старушка была вся мягонькая, кругленькая словно мячик. Иро попыталась представить себе Харулу девочкой или молодой женщиной. Какой тогда была деревня? А бабуля Харула? Она тогда видела?
– А как так вышло, что ты одна ко мне пожаловала, моя красопетка? Где Леда?
– Пошла с Томасом в книжный.
– Расскажи-ка мне об Оливии, внучке Агафи. Какая она?
– Красивая. Ей нравятся деревья и сказки.
– Ах, вылитая наша Агафи. Она все сказки принимала за чистую монету. Это ее и спасло. Если б мне сказали: «Спрячься и не выходи, что бы ты ни услышала», – я бы нипочем не подчинилась: все бы открывала глаза да подглядывала, что происходит. Но Агафи поверила, что так выиграет в прятках, и не шевелилась. Вот и спаслась от нацистских чудовищ.
– Агафи тоже была красивой?
– Хорошенькая. Но мы тогда жили под оккупацией24 – все слабенькие, худющие. Одна Артеми была краше остальных. Ее папе было по карману держать козу, он поил детей козьим молоком, оттого и щеки у них не так западали, как у нас. Правду тебе говорю, среди нас она была самой красивой – и осталась самой несчастной.
– А ты?
– Что я?
– Ты, – ответила Иро, сглатывая, чтобы смочить пересохшее горло.
– Ты что слова-то жуешь? Спрашивай. Почему, бабуля Харула, ты незрячая?
– Я хотела спросить, видела ли ты раньше.
– Раньше-то я всё видела, а потом пошла и сама себе глаза вырвала.
– Что? Почему?
– Потому что возжелала запретный плод. Вот как.
– Ты какое-то яблоко пошла срывать?
– Нет, душечка. И как только твоя фантазия выделывает такие выкрутасы, егоза!
– А как тогда случилось, что раньше ты видела, а теперь нет?
– Ты замечала дерево-чудище на краю деревни?
– Какое? То, что у Дурной реки, за ущельем?
– Нет же. А ну присядь-ка. Ты-то откуда о нем знаешь? Заруби себе на носу, что ходить туда строго-настрого запрещено. То не дерево, а демон.
– Я слышала, как тетя Виргиния о нем рассказывала.
– Ох, у этой трещотки рот, поди, никогда не закрывается. Передай-ка тете Виргинии: пусть, прежде чем что-то ляпнуть, язык в разуме прополоскает. Как бы не пробудились демоны снова. Послушай-ка. Ты не бойся. Если туда не ходить, то и бояться нечего. Я про другое дерево толкую.
– То, что одной половинкой смотрит на деревню, а другой – на лес?
Вместо ответа Харула расхохоталась. Колыхался ее живот, бегали глаза25. Иро испугалась, как бы с ней чего не случилось от такого смеха. Харула покраснела от макушки до пят. Иро сбегала за водой и вложила стакан в руки старушки.
– Дай тебе Бог долгих лет жизни, моя девочка. Давненько я так не смеялась. Как ты его назвала? Кособокое? Древо кособокое. Ха-ха, душенька, ты права.
И вновь занялась хохотать. Иро перепугалась, что теперь она уже никогда не остановится. Но старушка глотнула воды и продолжила рассказ:
– Да, то самое дерево. Кособокое. Рядом с церквушкой на отшибе26. Тогда на том дереве висел колокол, и мы с ребятами частенько