– Конечно. Одно это лекарство может изменить весь мир.
– Всё остальное лучше пусть останется прежним.
Маршрут в никуда
Мойра и Иван всегда встречают девочек накраю хозяйства. Хоть дедушка пытается их отозвать, собаки перепрыгивают через забор и бегут вобъятия сестер. Вот так и сейчас Леда рассмеялась от их приветствия. Остановилась в двух шагах отвходной двери. Дом бабушки и дедушки. Наш дом.
Прошедшие в деревне месяцы казались годами. Будто бы с самого начала все дороги вели сюда. Хотелось узнать о семье больше. Хотелось расспросить Адрахтаса о войне, о дне, когда он нашел бабушку, но больше всего Леде хотелось узнать, как же он понял, что любит Мелити.
Ачто, если это и мой дом? Сколько унас домов? Дом, где мы живем с мамой ипапой. Дом для каникул. Считается ли дом друзей нашим собственным домом? Леда улыбнулась. Чем старше мы становимся, тем больше вмещаем. С каждым годом носим с собой всё больше и больше. Это ведь логично? Мы проживаем всё больше событий. До сих пор была только Ольга. Теперь рядом еще и Оливия. Бок о бок: госпожа Катерина и апельсиновый пирог, Виргиния и ее молитвы, Харула и горы пончиков лукумадес. Вот как-то так и строится пирамида того, что есть мы сами. Дом со множеством комнат, где живет множество людей.
Леда зашла в дом, побежала в свою комнату – Иро нигде не было. Оставила сумку и вышла во двор. Из стойла послышались голоса. Леда заглянула внутрь через щелочку в двери. Иро на спине Молнии без седла, дедушка стоит рядом.
– Хватит на сегодня. Ты особо нос не задирай. Кажется, Молния тебя просто любит.
Леда спряталась в тени. Дедушка обхватил Иро, чтобы спустить ее с лошади, и девочка крепко сжала его в объятиях.
– Спасибо тебе, дедуля.
Леда наблюдала за ними и глазам своим поверить не могла: дедушка правда обнял Иро? Пусть даже только для того, чтобы опустить ее на землю. Странно, странно. На секунду Леде вспомнилось, как когда они только подъезжали к хозяйству в самый первый день, Иро назвала его дедусей и настаивала, что он не может быть плохим, потому как он папа их мамы. Леда пожалела, что так и не протянула ему руку дружбы. Что ей поначалу всё так воняло. Что она тогда даже представить не могла, что полюбит деревню и дедушку заодно. А теперь хотелось убежать. Чтобы они не заметили маленькую зависть, которая вонзилась в ее сердце. Но затем передумала. Нет, нет, хватит постоянно убегать. Леде хотелось надеть на ноги новые ботинки. Просторные, в которых удобно залезать на камни, деревья, спину лошади и в объятия дедушки-героя.
– Всем привет, – показалась Леда. – Дедушка, я бы тоже хотела посидеть верхом на Молнии. Научишь меня тоже?
Внезапно картинка перед глазами замерла. Адрахтас мог бы с легкостью пожать плечами и увильнуть отответа той внучке, что всегда смотрела нанего свысока, с недоверием. Всё-то ей тут воняло. Будто медом было помазано везде, кроме этого дома. «Ну научишься ты, и что? Вы же всё равно скоро уедете, а вгороде лошадей нет», – хотел было он сказать, но промолчал. Намиг Адрахтас замер, а затем его руки взмыли сами собой, будто стосковались покасаниям, будто уже хорошо знали, каково это: обнимать и других детей, детей своих детей, родных внуков. Будто бы он вновь услышал всебе голос Мелити: «Чтобы моря, лошади, объятия являлись ей во снах и мечтах».
– Давай, иди-ка сюда, – решился он.
– Сейчас, дедушка?
– Сейчас самое время.
Леда побежала к ним, но протянула руки не чтобы взобраться на лошадь, а чтобы обнять дедушку-героя, что спас маленькую Мелити, охотился на предателя и вместе с ней понял, что любить кого-то – это искусство и ремесло.
Позднее за столом все принялись жадно хлебать дедушкин суп с крупой ксинохондрос46 и овощами.
– Дедушка, расскажи нам историю военных лет! – отважилась Леда.
И Адрахтас начал повествование. Но не о тех героических подвигах, которые приписывали ему самому. Не стал он бахвалиться собственной смелостью, как ожидала Леда. Нет, дедушка рассказал историю, которая случилась гораздо раньше.
– Я был чуть постарше тебя, Леда, когда началась война. Все мужчины покинули деревню в один день. Дома опустели. Наш так и вовсе. У нас ведь в семье только мальчишки были. Я младший. Когда они ушли, я причитал: «Всё пропало». Но мою маму так просто не сломить. Откуда она только находила силы каждый день разжигать огонь в печи, пусть даже в горшочке было нечего варить? Животных забрали, деревню сожгли, страшные вести доносились по сарафанному радио. Я больше не мог там оставаться. Хотелось идти воевать. Однажды я услышал, что наших схватили в горах. По вечерам я тайком выбирался из дома и бродил по дебрям, пытаясь их разыскать.
Дедушка оборвал рассказ. Молча смотрел на огонь, не отрывая взгляда. Девочки не прерывали тишину расспросами и терпеливо ждали. Тут дедушка – едва слышно, почти про себя – продолжил.
– Однажды нарассвете я увидел, как их повели, закованных вцепи. Они были похожи наживые мощи, ходячие скелеты. Я пытался найти среди них моих родных. Большинство было деревенскими, я узнавал их одного за другим: цепь соединяла их так, что казалось, будто они держатся заруки. Потом заметил несколько людей, похожих намоего отца и моих братьев. Я спрятался. Их привязали спинами к деревьям, к дубам. Помнят ли они, как мы приходили сюда напрогулку? Вот о чем я молился, лишь бы это счастливое воспоминание затмило нацеленное на них дуло винтовки и вновь, хотя бы на миг, связало их со мной и со всем, чем мы были друг для друга. За несколько мгновений до «пли», я уверен, папа обернулся и пригвоздил взгляд к месту, где я прятался. Его привязали к дереву. Я первым опустил глаза. Показалось, что он кричит мне, как раньше: «Проложи маршрут и следуй ему!»
– И что с ними сталось? – не выдержала Иро.
– Всех убили.
– А ты?
– Я спасся, – ответил дедушка вслух, а про себя продолжил: «Когда все оттуда ушли и стало тихо, я побежал к деревьям. Сел рядом с отцом. Прислонил его спиной к дубу и посадил так, будто он, как раньше, просто прилег вздремнуть после еды. Хотел избавиться от тел братьев, чтобы мама не видела».
– А потом?
– Мы остались одни. Мама да я. Как-то научились сводить концы с концами. Она никогда меня не спрашивала, что там произошло.
– Как же вы это