Лицо профессора искривилось и задергалось еще быстрее. Он закричал, забился, задыхаясь, попытался сесть, но крышка гроба не позволяла это сделать. Глаза Сент-Ива распахнулись, наполненные абсолютным, невыразимым, маниакальным ужасом, и он закричал голосом, полным муки; безумный его взгляд слепо блуждал по моему лицу.
Лицо Нарбондо, наоборот, оживилось и явило миру довольное выражение, словно его обладатель наблюдал забавную сцену в театре — он облизывал губы, жмурил глаза, слегка кивал. И, как ни жаль, постоянно держал меня в поле зрения, не отводя ни на долю дюйма дуло пистолета.
Сент-Ив теперь завизжал, и я услышал, как его ноги колотят в крышку гроба, а зубы стучат. Он снова взглянул на меня, и я, помоги мне боже, увидел в его глазах проблеск узнавания и немой мольбы. На раздумья времени не оставалось — я повернулся и бросился на Нарбондо, желая раз и навсегда положить конец его злодеяниям. Раздался треск пистолетного выстрела, усиленный эхом замкнутого пространства, и я скорее почувствовал, чем услышал, собственный вопль страха и чисто животного отвращения.
ГЛАВА 13
СЛОЖНОСТИ И ВОЗМОЖНОСТИ
У Табби и дяди Гилберта ушло десять минут на тщательные поиски входа в пещеру «ученых». Его скрывала плотная стена кустарника, но кто-то прорубил в ней проход, ведущий к небольшому отверстию в скале. Но если бы им не сказали, где смотреть, они бы не нашли эту дыру, настолько хорошо она была скрыта зарослями. Они стояли в тени, осматриваясь после того, как кусты сомкнулись за их спинами, когда услышали голос, доносившийся из пещеры, — кто-то пел. Фробишеры быстро отошли подальше и укрылись за грудой валунов. Пение, неплохой тенор, становилось всё громче, и вот показался Коробейник собственной персоной — он вышел из зарослей на склон и зашагал в сторону маяка, довольный и веселый.
— Пойти за ним? — шепнул дядя Гилберт. — Можем уложить его твоей дубинкой, оттащить тело за утес и покончить с одним из этих мерзавцев.
— Подозреваю, что он отправился за выкупом, дядя. Если мы расшибем ему башку, наш план пойдет наперекосяк.
— Чертовски неудачно. Его башка просто требует хорошего удара.
Коробейник добрался до домика, отворил дверь и вошел. Смотрителя он не застал, потому что тот уже мчался со всех ног в Истборн с запасными штанами и рубашкой, увязанными в узелок. Конечно, отсутствие владельца жилища могло вызвать подозрения, но теперь уже ничего нельзя было поделать.
Дядя Гилберт и Табби вернулись к входу в пещеры, минуту постояли, прислушиваясь, а затем сквозь переплетение листьев и веток ступили в полутьму.
— Не дам за них и четвертака, — сказал дядя Гилберт вполголоса. — Так говорил мой старик. Он дрался в битве на Ниле, знаешь ли, и мне ужасно хотелось тоже оказаться там! Я бы дал по башке французу-другому. Наверное, один из этих подонков чертов француз.
— Конечно, наказать негодяя, да еще и врага, — в этом больше чести, — согласился Табби, не чувствуя себя таким же бравым, как его дядя.
Он шел первым, нащупывая дорогу, дядя Гилберт — следом; они спускались в нижние пределы земли, порой при свете ламп, порой во тьме.
В надлежащее время они разглядели впереди свет поярче, идущий из пещеры, примыкавшей к опостылевшему тоннелю. Оттуда доносились скрежет и стук, словно кто-то ворочал тяжелые ящики, и чья-то перебранка — один ругнулся: «Черт бы побрал твою проклятую руку!», другой ответил: «Пошел в задницу!» Фробишеры затаились напротив выхода из пещеры, благо ширина тоннеля позволяла совершить такой маневр, и минутой позже стали свидетелями своеобразного исхода. Сначала показалась передняя стенка огромного саратогского сундука, после — колеса аккуратной двухколесной тележки, на которой он покоился…
Табби и дядя Гилберт отступили в темноту, следя, как подвился в тоннеле весь сундук, а затем и мелкорослый грузчик — Помазок. Потом появился и второй сундук, его толкал грабитель из поезда, которого Табби узнал мгновенно. Негодяй повернулся почти боком, чтобы толкать тележку здоровой рукой, как человек, намеревающийся отворить дверь плечом. Скоро караван скрылся за поворотом туннеля.
— Послушай, нам стоит пойти за ними, пока они заняты этими сундуками, — прошептал дядюшка Гилберт.
Табби кивнул, но старик уже устремился вперед, его слова были скорее приказом, чем предложением. Они крались словно воры в темном доме, и осторожность принесла свои плоды. Тоннель вскоре стал просторным и перестал вилять, а впереди, очень близко, показалась их добыча: покалеченный грабитель, борющийся со своим грузом, и Помазок, ругавший его. Табби проскользнул вперед с терновой дубинкой наготове, что было очень вовремя — Помазок оглянулся, увидел их и завопил себе на погибель. Табби метил негодяю в голову, но тот нырнул вперед, пытаясь увернуться, и дубинка всем весом ударила его между лопаток. Карлика швырнуло вперед, лоб его звучно врезался в угол тяжелого сундука. Дядя Гилберт проскочил мимо Табби, занеся свою трость с клинком и приказывая сдаться напарнику Помазка. Но тот выбрал бегство и помчался к лестнице. Он не одолел и трех ступенек, когда старик размахнулся и метнул трость ему под колени, словно вертушку; оружие свистнуло на лету. Вагонный грабитель кувырнулся, путаясь в конечностях, и грохнулся наземь. Минуту-другую полежал, приходя в себя, и зашевелился, намереваясь встать, однако заметил занесенную над своей головой терновую дубинку.
— Это я отделал тебя в поезде, — грозно предупредил его Табби, — ползучая ты дрянь. Сломаю и вторую руку! Скажешь, нет?
— Да, сэр, — огорченно сказал тот, опуская вскинутую было руку и благоразумно укладываясь на пол.
Помазок начал приходить в себя. Поднявшись, он сделал пару неуверенных шагов к стене туннеля и рухнул снова.
— Подойди-ка сюда, — велел дядя Гилберт грабителю из поезда. — Давай-ка, задействуй здоровую руку, и мы позволим тебе сохранить ее. Заглянем в этот саратогский сундук, который тащил твой маленький приятель.
Озадаченный негодяй поднялся на ноги и откинул крышку сундука Помазка, наполненного аккуратно упакованными бутылками вина, сырами в восковой оболочке и готовым мясом.
— Как нам повезло! — сказал дядя Гилберт с вожделением во взгляде. — Трофеи достаются победителю, да, племянник? — Он указал грабителю тростью: — Выложи это всё к стене, друг мой. Разобьешь хоть бутылку, и я буду с тобой груб.
Тот принялся выгружать содержимое, складывая его к стене, пока сундук не опустел. Помазок снова очнулся. Пошатываясь, встал, ухватился за край пустого сундука с видом человека, готового сбежать. Но прежде чем у него появилась такая возможность, дядя Гилберт нагнулся и, ухватив его за пояс, подтолкнул, Помазок с криком перевалился внутрь, а крышка сундука захлопнулась. Нажав на нее, дядя Гилберт защелкнул засовы и застегнул два толстых кожаных ремня, опоясывавших сундук. Оказавшийся в персональной тюрьме карлик вопил и колотился о стенки, пока Табби не треснул дюжину раз по крышке терновой дубинкой.
— Ну а теперь ты, приятель, — обратился дядя Гилберт к покалеченному негодяю, указывая на второй сундук. — Это для тебя. Я успел к тебе привязаться и потому предупреждаю, что мы вернемся, чтобы освободить тебя — для той свободы, какой ты заслуживаешь. Что же до Помазка, то у меня возникла мысль о холодной кладовой в том зале пониже. Там достаточно сухо, и он сохранится свеженьким, как фараон, следующее столетие или два.
— Вы хотите, чтоб я залез в этот чертов сундук? — поинтересовался вагонный грабитель.
— Если дорожишь своей головой, — ответил ему дядя Гилберт. Обнажив клинок, он сделал опасный взмах, и через мгновение негодяй уже разгружал второй сундук, полный деликатесов того же сорта, что и первый, — без сомнения, предназначенный для кладовой Нарбондо на борту субмарины.
— Теперь давай туда, — велел Табби грабителю, когда сундук опустел. — Полегче. — Стоя по обе стороны сундука, Фробишеры запихнули туда негодяя, захлопнули крышку и заперли ее.