— Посидят, пока мы не вернемся, — громко произнес дядя Гилберт, явно для слуха двух узников. — А если мы не вернемся, станут покойниками.
Он зычно расхохотался — ничего подобного прежде в его длинной и насыщенной событиями жизни не происходило — и встряхнул руку Табби в знак того, что работа сделана отлично.
Очнувшись, Хасбро обнаружил себя привязанным к креслу — тому самому, которое меньше часа назад занимал смотритель маяка, и тем же самым куском занавесочного шнура. Он быстро собрался с мыслями и заключил, что его раны скорее кровоточащи, чем опасны, и что проблема не в пуле или возможном сотрясении мозга, но в адской машине, которая примостилась, будто жаба, на полу футах в трех от кресла, к которому он был надежно прикручен. Штука была устроена достаточно просто — провода, часовой механизм и большой сверток взрывчатки — и громко тикала в пустой комнате. Циферблат тяжелых часов был украшен изображением улыбающейся луны. Из одного ее глаза торчала медная шпилька, которая наверняка должна была замкнуть электрическую цепь, когда ее коснется минутная стрелка, поразительно быстро, по мнению Хасбро, завершавшая свой круг.
Первым инстинктивным порывом было приподнять передние ножки кресла и завалиться с ним назад, увеличив расстояние между собой и бомбой. Однако проделывать это Хасбро не стал, хотя наверняка и сумел бы, потому что взрывное устройство явно обладало достаточной мощью, чтобы разнести дом и маяк на куски, и лишние полфута никакого выигрыша не давали.
Потом Хасбро попытался избавиться от веревки, но она была умело затянута, и его рывки только делали узлы туже. В кармане лежал складной нож — он чувствовал его вес, но так как не мог освободить ни одну руку, нож был бесполезен. Он подпрыгнул вместе с креслом — весь вес при приземлении пришелся на одну заднюю ножку, которая подломилась, — и в результате оказался лежащим на боку. Будь это передняя ножка, появился бы шанс высвободить одну ногу, а потом и выпутаться из веревок, но увы. И опереться теперь было не на что — любые попытки оттолкнуться носком ботинка от пола лишь приводили кресло в слабое вращение. Так что Хасбро решил передохнуть и снова уставился на бомбу.
Он чувствовал, что опять слабеет, не то из-за потери крови, не то из-за сотрясения мозга, и понимал, что, если потеряет сознание, на том всё и закончится. Усилием воли он заставил себя успокоиться, с помощью регулировки дыхания добился ясности мысли и затем начал очень осторожно проверять каждую из своих веревок, отвлекаясь, впрочем, на сводящее с ума тиканье часов, на секунды и минуты, ускользающие прочь. Выяснив, что в нынешнем положении, даже освободив ноги, выбраться из дома он бы не сумел, Хасбро сосредоточился на руках, установив опытным путем, что сила работает против него, а помогут лишь терпение и искусность.
Время шло. До взрыва оставалось всего ничего. Хасбро ощущал, что пальцы слушаются его плохо, что нужно все чаще прерываться, просто чтобы отдохнуть, что силы покидают его безвозвратно. А потом веки его налились свинцом, и он начал проваливаться в сон, в последнюю долю секунды уловив остатками сознания, как за его спиной скрипнула дверь и хриплый голос спросил:
— Какого дьявола здесь творится?
ГЛАВА 14
БИТВА В МОРСКОЙ ПЕЩЕРЕ
В тот самый миг, когда выстрел оглушил меня и я инстинктивно бросился на пол пещеры, ощутив, как облако раздробленного мела осыпало мой затылок, я понял, что пуля ушла в сторону и ударила в стену за моей спиной. В тяжкой, полной звона в ушах тишине Нарбондо поправил прицел и жестом велел мне встать. Он начал было что-то говорить, но прежде, чем первые слова слетели с его губ, дверь заполнила тень — там стоял Коробейник с дьявольского вида дубинкой в руке, такие иногда называют «гасило» — тяжелый железный набалдашник на гибкой ручке, назначенный убивать или калечить.
— Я слышал выстрел, доктор… — начал было он и тут увидел меня, с лицом, всё еще искаженным потрясением. — Здравствуйте, мистер Оулсби.
Я ничего не ответил. В пещере едва ли было место для еще одного человека, поэтому он остался в дверях, покопался в кармане, достал мешочек с завязками, который забрал у Хасбро, и протянул его Нарбондо. Тот выудил оттуда большой зеленый камень и одним глазом посмотрел через него на свет. Потом положил его на столешницу, достал закупоренную бутыль с какими-то химикалиями, открыл ее, стеклянной палочкой взял каплю жидкости и нанес на изумруд. Слабый дымок поднялся над поверхностью. Печально покачав головой, Нарбондо смахнул изумруд на пол, под стол, будто тот ничего не стоил.
— Мистер Бёрк, — сказал он, — полагаю, вам следует надеть один из асбестовых шлемов или покинуть сцену, чтобы мы могли продолжить наши эксперименты. Вы превосходно выполнили вашу работу, благодарю вас. И в положенное время я сделаю свою благодарность более материально ощутимой, но в данный момент я намерен подвергнуть интереснейшее устройство Басби дальнейшему тестированию. Профессор Сент-Ив предоставил себя в качестве подопытного, и настало время проверить его способности, как гласит причудливая поговорка. Можете поправить свой шлем, мистер Оулсби.
Коробейник начал разворачиваться, намереваясь уйти, и в этот самый момент раздался звук тяжелого удара, от которого он рухнул назад в пещеру, распростершись на полу, и кровь обильно хлынула с его лба на белый мел. Тут в дверь ступила Элис, сжимая дубовый брус. В ее холодных глазах мерцала смерть. Она взглянула на Сент-Ива, лежащего теперь, слава богу, неподвижно, а затем на доктора Нарбондо, всё еще сжимавшего пистолет, который для нее явно ничего не значил.
Настало долгое молчание. Элис мерила Нарбондо оценивающим взглядом, и мне кажется, я впервые уловил тень сомнения в ее глазах. Она сунула руку в карман на талии и вытащила упрочненный изумруд, который явно выудила из чайника, а затем пустилась вслед за мной по скале. Очевидно, она решила сама принести кристалл Нарбондо, взяв в свои руки судьбу камня и судьбу своего мужа.
Мы с Нарбондо уставились на изумруд в ее открытой ладони, и в пещере воцарилась напряженная тишина, ожидавшая слова. Затем, нарушив звенящее безмолвие, донесся звук далекого мощного взрыва; за окном я увидел тысячи птиц, взмывших в небо, воздух содрогнулся от их криков.
— Увы, — сказал Нарбондо, грустно кивнув. — Боюсь, мы слишком затянули наш эксперимент, и…
— Он убил Хасбро, — сказал я Элис, перебив его. — Его заманили на маяк, заперли там и взорвали адскую машину.
— Конечно, — ровным голосом ответила она. — Низость этого злодея беспредельна. Это была бы сделка с дьяволом — отдать ему камень, и я сделала выбор — не заключать ее.
И с этими словами Элис спокойно и точно швырнула упрочненный изумруд в окно. Он сверкнул зеленым в солнечном свете и исчез. Отныне местом его хранения стали глубины Канала. С субмариной или без нее, Нарбондо никогда в жизни не найти этот кристалл.
— Отлично! — произнес Нарбондо, демонстрируя свое обычное дружелюбие. Но голос его звучал слишком пронзительно, так что он явно пребывал в замешательстве. Он глянул на Коробейника, как будто только что его заметил, и внезапно яростно пнул бандита в затылок. Пистолет ходил ходуном в руке доктора, и, когда он прицелился в мою сторону, я шагнул назад. Нарбондо опустился на колени, подобрал выброшенный под стол изумруд, сунул его в карман, потом подхватил прибор Басби, выдернув провода. Всё это он проделал, не сводя с нас глаз, в которых пылала жажда убийства.
— А теперь выходите, — сказал он просто.
Элис отбросила свою палку. Нарбондо не дал бы ей шанса использовать оружие второй раз. Он был осторожен, этот Нарбондо. Однажды его удалось застать врасплох, но теперь это не удастся. Мы были в его власти.
— Вниз! — прошипел он, и я ступил на длинную пологую лестницу, тянувшуюся к пришвартованной субмарине. Я знал лишь, что не позволю Элис спуститься в это плавучее логово дьявола, пока во мне есть хоть капля жизни. Довольно скоро мы оказались на досках причала. Со стороны моря возвышалась гладкая стена пещеры. Не было никаких признаков отверстия, но морская вода беспрерывно уходила куда-то, а затем через минуту возвращалась, субмарина поднималась и опускалась на волнах. Значит, вход в пещеру был скрыт под поверхностью.